Авва прибыл, едва рассвело. Привез с собой Паисия, двух иеродиаконов, трех певчих - не иначе, хотел поразить мужичье великолепием богослужения. И братья, только-только получившие возможность отдохнуть, снова отправились по дворам - собирать народ в церковь. Дамиан, не желая бросать своих людей, а также выказывая авве понимание важности его действа, тоже не остался в прибранной за ночь избушке.
Брат Авда, уставший, с лицом, еще более похожим на череп, чем обычно, отозвал его в сторону:
- Мужики недовольны. Поговаривают, вот-вот за топоры возьмутся. Надо бы с ними поосторожней, пока со скитов дружники не приехали.
- И что ты предлагаешь? - взорвался Дамиан. - Пусть авва проповедь в пустой церкви читает? Нам с тобой?
- Ну, может, больных не надо туда?
- Надо! Всех надо! Пока авва будет перед ними распинаться, мы еще раз дома обойдем. Пустые. Тише будет, спокойней. Может, услышим что.
В крохотную церквушку все слободские не вместились, и некоторые, в основном дети постарше, остались слушать службу под окнами. Разумеется, вместо этого они больше возились в снегу, громко хохотали и бегали друг за другом. Дамиан скрипел зубами - да, это не приютские мальчики с глазами долу, которые бояться сказать лишнее слово. Вместо тишины над слободой неслись визги, смех и лай собак.
Пришлось поставить четверых монахов присматривать за ними - чтобы дети не наследили на пути к реке.
Третий обыск ничего не дал. Авва читал проповедь долго, а потом причастил малышей и немощных, так что времени Дамиану хватило. Но в домах стояла тишина: нигде не скрипнула половица, не щелкнула лучинка, не раздался вздох…
Расходился народ из церкви веселей, чем шел туда.
- Отец Дамиан! -к нему подъехал монах, помогавший на службе. - Авва зовет тебя к себе.
- Ну, как служба? - спросил Дамиан, сжав губы.
- Очень хорошо получилось, и такая проповедь была занятная… - монах расплылся в улыбке. - Некоторые даже плакали.
- Да ну? Это они от скуки и от голода, - процедил Дамиан и направил коня к церкви. На лицах встречных крестьян слез он не заметил.
Авва, как всегда, оставался спокоен и добр, но от Дамиана не укрылось его радостное настроение. Не иначе, он был доволен собой.
- Ну что? Теперь подожди до вечера. Мне показалось, что служба им понравилась, особенно пение - они таращились на клирос, открыв рты. Красиво получилось, Паисий молодец, отлично подготовился. И икона мироточила, это тоже их ошеломило.
Дамиан вежливо кивнул - авва в этом никогда ничего не понимал. Что им до красивой службы? Поглазели и по домам пошли.
- Надо чаще проводить службы зимой. Сидим в обители, так тараканы за печкой, - вздохнул игумен, - я думаю, пора в Никольскую постоянного батюшку посадить. И изба для него есть, и приход большой получается.
Ну точно. Авва доволен собой. Как дитя, честное слово! Дамиан с трудом удержался, чтобы не заскрипеть зубами.
Они пообедали втроем с Паисием, и Дамиан, которому до этого кусок не лез в горло, вдруг понял, как проголодался. Как ни странно, слободские прислали авве жареного гуся и вкусный пирог с ягодами, отчего тот укрепился в мысли о силе Божьего слова. А вот Дамиана это насторожило - он не ожидал от крестьян такой любви к проповедникам и немедленно велел выяснить, из какого дома принесли гостинцы.
Он еле-еле дождался, когда авва наконец отправится обратно в Пустынь, - надо было дать людям отдохнуть, а к ночи начинать действовать решительней. Он еще и сам не знал, что предпримет, и склонялся к пожарам. Была у него задумка забрать из каждого дома по ребенку и стращать родителей их смертью, но в ответ на это мужичье точно взбунтуется, а со скитов пока никто не прибыл. Пожар же можно списать на гнев Божий и разыграть неплохое представление.
Но сначала - отдохнуть. После сытного обеда Дамиан мечтал только о нескольких часах сна, и теперь его не пугала ни сажа, которая летит с потолка избушки, ни сырая постель, пропахшая затхлью: он провалился в сон, едва его голова коснулась соломенной подушки.
Ему показалось, что спал он всего несколько минут, но открыл глаза в полной темноте и услышал за окном шум и крики. Казалось, вся слобода высыпала на улицу, и первой его мыслью было: бунт! Но почему? С чего вдруг? Да еще и на ночь глядя? Или выбрали минуту, когда большинство братьев спит?
Дамиан сел на кровати и крикнул:
- Авда! Кто-нибудь! Что там происходит?
Но сонные монахи шумели за стенкой и, похоже, тоже ничего не понимали. Дамиан натянул сапоги, завернулся в меховой плащ и хотел выйти во двор, чтобы посмотреть самому, но тут ему навстречу в комнату вбежал молоденький дружник, еще послушник, и захлебываясь прокричал Дамиану в лицо:
- Господь явил чудо! Настоящее чудо! Недаром авва причащал немощных!
Дамиан слегка отстранился: щенячий восторг юноши, похоже, не позволит ему изложить суть дела толком.
- Спокойней, - протянул Дамиан, - не горячись. Какое чудо? Почему вся слобода ходит по улицам? Вы их окружили хотя бы? Осмотрели?
- Так чудо же… - прошептал дружник. - Люди радуются, иконы несут…
- Какие иконы? Что произошло?