– Спроси, – ответил архидиакон, и в голосе его Лешек почувствовал насмешку.
– Тебе не кажется, что авва хочет избавиться от тебя?
– Нет. Теперь – нет, – спокойно ответил Дамиан, – мы оба хотели избавиться друг от друга, еще осенью. И не думай, что я не знаю, кого он готовил мне в приемники.
– Дамиан… – смешался Авда.
– Да, я знаю. Ты бы ничего не сделал против меня, но мое место бы занял с удовольствием. Разве нет?
– Я… – еще более стушевался брат Авда, но архидиакон снова его перебил.
– Не оправдывайся. Тем более что все уже позади. Авве не нравилось мое стремление увеличить дружину, он боялся меня, и правильно делал – стоило набрать немного больше людей, и я бы стал диктовать ему условия, с позиции силы. Теперь в этом нет необходимости. Авве нужны души, а мне – тела. Он нуждается во мне не меньше, чем я – в его авторитете. И потом, кристалл храню я, я а не авва! И пока он лежит в моей келье, авва будет приходить ко мне за кристаллом, а не я к нему. Ты знаешь, после Крещения, если будет стоять хорошая погода, мы собираемся в Пельский торг, опробовать кристалл. Там авва убедится в моей незаменимости.
– А ты не боишься, что авва заберет и твою душу, вместе с душами поселян?
– Нет, и этого я не боюсь тоже. Тем более что ничего интересного в этом нет. Я допускаю, что колдун соврал мне в чем-то, но, мне кажется, в этом не было смысла. Человек, у которого забрали душу, даже не подозревает об этом. Это что-то вроде крещения, и нам, верующим в истинного Бога, бояться этого не приходится. Человек не может владеть душами, это божественное право. Авва, собирая души поселян-язычников, отдает их Богу, но узнают они об этом только после смерти, когда предстанут перед страшным судом.
Лешек зажал рот рукой: Невзор был прав. Ящер дал людям кристалл, чтобы спасать их от страшного суда: забирая души, отдавать их другим богам, вырывая из рук Иеговы. Как легко его задумка повернулась против него самого!
– Подумай, – продолжил Дамиан, – не надо насильственных крещений, не надо исповедей и причастий – лунный свет сделает свое дело сам по себе.
– И зачем тогда авве дружина? – усмехнулся Авда.
– А зачем она была нужна до этого? Власть, богатство, сытная и спокойная жизнь. Только во много раз сытней и спокойней. Новые земли, на которые можно ступать без страха, и новые души на этих землях. Авва – не подвижник, он не пойдет по земле непритязательным апостолом, он поедет в палантине по ковровой дорожке, которую расстелю перед ним я. Я, Авда, а не ты – тебе не хватит на это ни честолюбия, ни решимости.
– Я не стремлюсь к этому, Дамиан, – смиренно ответил дружник.
Лешек, привязанный к столбу, старался не висеть на веревках, а хотя бы изредка переносить тяжесть на затекшие ноги. Веревки глубоко впивались в тело, и малейшее движение причиняло ему страдание.
Авва и Дамиан давно улеглись спать и погасили свет, оставив над головой Лешека тусклую лампадку, и в ее свете ему мерещились колышущиеся, пугающие тени. Он закрывал глаза, но тени все равно колыхались вокруг, окружали со всех сторон, и он чувствовал на лице движение воздуха, производимое ими. Они оплетали его, словно махровые водоросли на дне реки, шуршали зыбкими, широкими одеждами, а Лешек не мог дернуть головой, чтобы прогнать их прочь. Он тонул в этих тенях, и чувствовал, как воздуха вокруг становится все меньше – они душили его, стискивая круг тесней и тесней. Что ж, пусть они задушат его совсем – ему станет только лучше.
Но внезапно тени расступились в стороны, и на Лешека дохнуло прохладным свежим воздухом. Он открыл глаза и увидел темную фигуру, приближающуюся к нему со стороны окна. И это был не Дамиан, и не авва. Сердце его забилось, и он недоверчиво шепнул:
– Охто?
– Да, малыш. Я на минуту.
– Охто! – на глаза набежали слезы, – Охто, не уходи! Не уходи никогда!
– Тише, малыш. Я пришел сказать тебе: я знаю, что ты меня не предавал. И тебе вовсе необязательно умирать, чтобы сообщить мне об этом.
– Охто, я не сумел унести кристалл, я… я ничего не могу без тебя!
– Можешь. Ты все сделаешь как надо, я знаю. Прощай, малыш, ты теперь один, но это не так плохо, поверь мне.
– Охто, не уходи! Слышишь? Не уходи!
– Я буду ждать тебя на Калиновом мосту. И надеюсь, что встретимся мы нескоро. Не торопись умирать, малыш.
Зыбкая тень повернулась к Лешеку спиной и направилась к постели Дамиана, постепенно растворяясь в темноте, а через некоторое время Лешек услышал, что архидиакон тонко стонет во сне, и стоны его понемногу превращаются в хрип.
А потом все стихло, дыхание Полкана выровнялось, и Лешек понял, что колдуна в доме нет. И зыбкие тени снова сгрудились вокруг него, как махровые водоросли на дне реки. Он почувствовал тяжесть воды, давящую на грудь, хотел вдохнуть глубже, но не мог.