Одинокий путник

Архидиакон спал, и громко храпел при этом. Лешек нарочно нагнулся над ним, чтобы убедиться в том, что не ошибся кельей. Нет, не ошибся, Дамиана трудно было с кем-то перепутать. И где находится кристалл, Лешек тоже понял сразу – в маленьком сундучке, около кровати. У колдуна он тоже хранился в сундучке. Лешек, не дыша, попробовал открыть сундучок, но тот был заперт. Ничего, колдун тоже запирал кристалл, и открыть махонький замочек труда не составляло. Лешек поковырял его ногтем, и потянул крышку на себя – все очень просто. Удача. Удача шла с ним рука об руку! Дамиан не сомневался в своей безопасности – мимо его кельи иеромонахи боялись даже проходить, да ему и в голову не могло придти, что кто-то посмеет его обокрасть!

Лешек взял кристалл в руки – в первый раз. Колдун никогда не давал кристалла никому, даже подержать. Он оказался тяжелей, но меньше, чем Лешек думал. Лешек не стал закрывать сундучка. Злость заставила его скрипнуть зубами: пусть Дамиан и дальше презирает его, пусть считает подарком Паисию, словно он зверек, словно породистый щенок из хорошего помета. Пусть Полкан проснется утром, и сразу поймет, кто унес кристалл.

Лешек стиснул кристалл в кулаке, и, не сильно таясь, вышел из кельи, прикрыв за собой дверь и едва удержавшись, чтобы ею не хлопнуть. Все. Теперь переодеться – и бежать. Бежать, куда глаза глядят!

Он забыл про лапти, оставленные у крыльца, но и в онучах добрался до дома послушников без приключений. Все. Теперь нет смысла таиться от Лытки. Лешек вошел в спальню, громко протопал к своей кровати, и откинул матрас, под которым прятал одежду.

– Лешек? Ты чего шумишь? – Лытка оглянулся на него удивленно.

– Все, – радость кипела в нем, – все, Лытка. Я ухожу.

– Куда? Лешек, ты сошел с ума?

Лешек рассмеялся, и довольно громко, так что из разных углов на него зашипели сонные голоса.

– Лытка, я ухожу насовсем, – он сел на кровать, и размотал онучи, оставив на ногах только теплые портянки.

– Лешек! – Лытка вскочил с колен, – Куда! Что ты такое говоришь!

– Посмотри, – Лешек раскрыл ладонь и показал другу кристалл, – они не поедут в Пельский торг после Крещения.

Лытка опустился на кровать, от изумления раскрыв рот. Лешек спокойно натянул сапоги и потопал ногами по полу, проверяя, хорошо ли они сели.

– Лешек, – на глазах Лытки блеснули слезы, – и ты ничего мне не говорил? Ты… ты не доверял мне? Я же видел, что с тобой что-то происходит, но я и предположить не мог…

– Лытка, я боялся, что ты станешь меня отговаривать. А теперь – все позади. Я ухожу.

– Погоди! Но куда же ты пойдешь? Зима, ты замерзнешь, тебя поймают, едва заметят исчезновение кристалла!

Над кроватями поднялось несколько голов, прислушиваясь к их разговору.

– Пусть попробуют! Метель начинается. Они даже не поймут, в какую сторону я ушел!

И тут Лешек впервые подумал – а в какую сторону он пойдет? Но тут же отбросил эту мысль – за воротами будет видно.

– Лешек… Я пойду с тобой.

– Нет, Лытка. Не надо. Я много лет жил в лесу, я умею прятать следы, я умею ходить неслышно, а ты? Вдвоем нас поймают быстрей, а один я как-нибудь выскользну.

– Что, бежать собрался? – раздался голос с кровати Иллариона.

Лешек посмотрел в его сторону и презрительно хмыкнул – Илларион-то точно его не остановит.

– Я всегда знал, что ты нашего Бога не любишь, – прошипел Илларион в ответ на его усмешку, – Миска, эй, Миска! Проснись! Алексий бежать собрался, а ты дрыхнешь!

В ответ на его слова проснулись все послушники, кроме Миссаила, и некоторые повскакали с постели. Лытка поднялся и неспешным шагом подошел к двери.

– Отсюда никто не выйдет до рассвета, вы поняли? Никто, кроме Лешека.

– Да? А если я сейчас начну орать? – захохотал Илларион, – весь монастырь сбежится.

– А тебе я уже говорил – выгребные ямы будешь чистить. До конца дней, – Лытка угрюмо приподнял верхнюю губу.

Илларион скривился и изрядно толкнул Миссаила в бок:

– Просыпайся, надзиратель хренов!

– Что тебе надо, придурок? – Миссаил открыл глаза, сел на кровати и осмотрелся вокруг.

– Он уходит! Он из монастыря убегает! А ты дрыхнешь!

– Да пусть идет куда хочет, все равно замерзнет, – Миссаил зевнул и хотел лечь обратно.

– Да ты что! Нас завтра всех под плети положат, за то что не донесли! – Илларион снова пнул его в бок.

– Тебе полезно, – многозначительно сказал со своей кровати высокий послушник, имени которого Лешек так и не узнал.

– Ребята, да вы что! Он нас всех подставить хочет, а вы тут сидите и молчите? Он Бога нашего не любит!

– Да, не люблю, – Лешек вдруг поднял голову, – ненавижу вашего бога, слышите?

Он рванул в сторону застежку подрясника, и хлипкая ткань лопнула, обнажив его грудь.

– Илларион, да успокойся ты, наконец, – подал голос еще кто-то, – пусть он идет, что тебе, жалко, что ли? Плохо ему здесь, неужели не видно?

– Да видно, видно! – прошипел Илларион, – нам, значит, здесь хорошо, а ему плохо! Чем он лучше нас, а?

– Так собирайся, и с ним иди, кто тебе мешает, – зевая, сказал Миссаил, – оба и замерзнете.

Лешек до конца разорвал ворот подрясника и скинул его на кровать, брезгливо морщась.