ЭДВАРД
Когда я вхожу в кухню, Джо, стоя у кухонного стола, жует сухой завтрак и пролистывает спортивную страничку школьных новостей в газете. Он отрывает взгляд от периодики.
И в этом ты собираешься явиться в суд? — спрашивает он тоном человека, обманувшегося в своих ожиданиях.
Я, если честно, всегда обращал мало внимания на одежду; в этом смысле я не типичный гей. Вполне комфортно я чувствую себя в джинсах, которые носил еще в старших классах, и толстовке, настолько поношенной, что протерлись рукава на локтях. Разумеется, у меня есть накрахмаленные рубашки и галстуки, ведь я работал учителем, но сейчас они в коробке где-то между Штатами и Чанг Мэй. Учитывая то, что в Нью-Гэмпшир я прилетел спешно, с одной-единственной сумкой, выбор одежды у меня ограничен.
Простите, когда я собирался, в голову не приходило, что мне придется прилично выглядеть в суде, — отвечаю я.
У тебя, по крайней мере, есть рубашка с воротником?
Я киваю.
Но она джинсовая.
Джо вздыхает.
Идем со мной.
Он отставляет миску и направляется в комнату отца. Я слишком поздно понимаю, что он задумал.
Можете не стараться, — говорю я, когда Джо начинает рыться в отцовском шкафу. — Когда я рос, у него не было даже галстука.
Но Джо ныряет в недра шкафа и вытаскивает белую рубашку. Она отглажена и упакована в полиэтиленовый мешок химчистки.
Надень вот эту, — велит он. — Галстук я тебе дам. У меня в багажнике есть запасной.
Она будет висеть на мне мешком. Отец здоровый, как Халк.
Джо едва заметно морщится.
Да, я заметил.
Он оставляет меня и отправляется за галстуком. Я присаживаюсь на кровать, стараясь удержаться от того, чтобы придам этому моменту больше символичности, чем есть на самом деле. В детстве я считал себя недостойным отца — он был огромен (и в буквальном смысле слова, и в переносном). Надев его рубашку, я буду походить на ребенка, который нацепил костюм, воображая, что занял место, до которого еще не дорос.