Одинокий волк

– Пап, – шепчу я, – давай договоримся: я прощу тебя, если ты простишь меня.

И тут он открывает глаза.

– Боже мой! – кричу я.

Встревоженная Рита опускает взгляд на отца. Она тянется к интеркому за кроватью и вызывает сестринский пост.

– Нам нужен невролог, – говорит она.

– Папочка!

Я встаю с кровати и обхожу изножье, чтобы сесть поближе к нему. Взгляд отца скользит влево, когда я иду в этом направлении.

– Вы же это видели, да? – спрашиваю я Риту. – Как он следил за мной взглядом? – Я обхватываю руками его щеки. – Ты меня слышишь?

Его глаза не отрываются от моих. Я успела забыть, какого голубого они цвета, такого яркого и ясного, что смотреть в них больно, как на небо утром после снегопада.

– Я борюсь за тебя, – говорю я. – Я не сдамся, если ты не сдашься.

Голова отца свешивается набок, глаза закрываются.

– Папа! – кричу я. – Папочка!

Я плачу и трясу его, но он не отвечает. Даже после прихода доктора Сент-Клэра и всех проведенных им тестов отец не реагирует.

Но на пятнадцать секунд – пятнадцать восхитительных секунд! – он ожил.

Когда я сбегаю вниз, на десять минут позже запланированной встречи, мать уже расхаживает по больничному вестибюлю.

– Ты опоздаешь в суд, – говорит она, но я бросаюсь в ее объятия.

– Он проснулся, – говорю я. – Он проснулся и посмотрел на меня!

Мама не сразу меня понимает.

– Что? Только что?

Она хватает меня за руку и бежит к лифту.

Я останавливаю ее:

– Он совсем ненадолго очнулся. Но в палате была медсестра, и она все видела. Он смотрел прямо на меня, и его взгляд следовал за мной, когда я обошла кровать, и я видела, он пытается мне что-то сказать… – Я замолкаю, крепко обнимая ее за шею. – Я же говорила!

Мама достает из кармана мобильный и набирает номер:

– Расскажи Цирконии.

Вот почему я влетаю в зал суда с опозданием на двадцать минут, как раз когда судья Лапьер говорит:

– Мисс Нотч, насколько я понимаю, вы хотите что-то сказать.

– Да, Ваша честь. Я хочу снова вызвать своего клиента и нового свидетеля. Появились новые доказательства. Я считаю, что суд должен их выслушать.

Поднимается Джо.

– Вы завершили изложение своих доводов, – возражает он.

– Судья, мы решаем вопрос жизни или смерти человека. Несколько минут назад обстоятельства изменились, иначе я бы предупредила о них заранее.

– Разрешаю, – говорит судья.

И я снова поднимаюсь на свидетельское место.

– Кара, куда ты ездила во время перерыва на ланч? – спрашивает Циркония.

– Навестить отца в больнице.

– Что случилось, когда ты вошла в его палату?

Отвечая, я не отрываю взгляда от Эдварда, словно рассказываю ему, а не судье.

– Мой отец лежал на кровати, как обычно, как будто спал. Его глаза были закрыты, и он не двигался. Но на этот раз, когда я заговорила с ним, он открыл глаза.

У Эдварда отвисает челюсть. Джо сразу же наклоняется к нему и что-то шепчет на ухо.

– Можешь нам показать, как это было?

Я закрываю глаза, а потом резко открываю их, словно ожившая кукла.

– Что произошло дальше?

– Я не могла поверить тому, что вижу, – рассказываю я. – Я встала и обошла кровать, а он все смотрел на меня, пока я снова не села рядом с ним. Он все время наблюдал за мной.

– А потом? – спрашивает Циркония.

– Потом его глаза закрылись, – заканчиваю я, – и он снова заснул.

Джо откидывается на спинку стула, скрестив на груди руки. Я уверена, он считает, что это очередная отчаянная сказка в надежде на чудо, последняя попытка склонить судью в свою пользу. Дело в том, что это не сказка. Это произошло на самом деле и должно что-то значить.

– Очевидно, мистер Нг считает, что тебе невероятно повезло стать свидетелем пробуждения отца, – говорит Циркония. – Кто-нибудь может подтвердить твой рассказ?

Я указываю на Риту – она сидит на заднем ряду галереи. На ней по-прежнему больничная форма и бейдж.

– Да, – отвечаю я. – Она.

Люк

Самое трудное при возвращении в мир людей – заново научиться эмоциям. Все поступки волка продиктованы практичными, простыми причинами. Здесь нет пренебрежения, никто не говорит одно, имея в виду другое, нет намеков. Драки между волками вспыхивают по двум причинам: семья и территория. Людьми движет эго; у волков нет для него места, и они в буквальном смысле сгоняют с вас спесь. Мир для волка заключается в понимании, знаниях, уважении… Люди же отбросили многие эти атрибуты наряду с благодарностью природе.