Одинокий всадник

Не больше десятка верст разделяло Кулакчий и Тущикару. Там жил сват Баймагамбета — Кошым. Так что дорога ему была хорошо знакома — не раз по ней езжено! День начинал клониться к вечеру. Жара спадала. И все же кони под всадниками были в мыле, когда они приблизились к аулу. Только здесь перешли на неторопкую рысь. Непривычно высокого игреневого коня, стоявшего на привязи у одной из юрт, они заметили сразу. Но не подали виду, проехали мимо, направляясь к юрте Кошыма.

Сватья заметила приближение Баймагамбета еще издали — остроглазая женщина — и пошла навстречу, шумно приветствуя его. В мгновение ока возле нее оказались сыновья, взяли лошадей под уздцы, проводили вместе с матерью до юрты.

После надоевших им за сегодняшний день расспросов, кто, что да как, они опорожнили по большой пиале кумыса, и Баймагамбет скроил очень серьезную физиономию.

— Мы тут по срочному неотложному делу, сватья. Где Кошеке, очень нужно его повидать.

— Да вот-вот должен вернуться, — говорила сватья. — Пошел к Нигмету, к тому гость какой-то приехал...

— Ждать — время терять, — строго сказал Баймагамбет. — Нигмета я, слава аллаху, знаю — сами пойдем туда.

И поднялся с места. Киикбай встал следом.

После того как они увидели игреневого коня, направляясь в дом Кошыма, были почти уверены, что Кулбатыр именно здесь, а слова сватьи о Нигмете укрепили эту уверенность еще больше.

До революции Нигмет ходил в любимчиках бая Жансары. Не раз пускал в ход кулаки и плеть, если кто-то отважился сказать о хозяине худое слово. Промышлял и барымтой[22], всячески угождал своему покровителю. Воровал коней для него, но и себя не обижал. Позже снюхался с беляками, появившимися в окрестностях. Правда, больше ничего про него известно не было. Если и числились за ним какие-то темные дела, об этом никто не знал. С тех пор как прочно установилась Советская власть, Нигмет жил тише воды ниже травы. Но поговаривали, что наотрез отказался вступить в артель, хотя тут не было ничего особенного: многие пока не стремились объединяться в артели.

Все это Баймагамбет выложил Киикбаю, пока шли к юрте Нигмета.

— Убежден, Кулбатыр там, — говорил он. — Но не подавай виду, что именно по его душу явились. А там посмотрим по обстановке, как поступить.

У парня учащенно стучало сердце, точно он предчувствовал, вот прямо сейчас начнется схватка с врагом, и еще неизвестно, на чьей стороне окажется счастливая судьба. В голове был переполох, думал, как они будут говорить с этим головорезом, а может, и не придется говорить, может, он уже прознал все про них или догадался и теперь держит их на мушке. Появились и сомнения: зачем самим лезть в лапы врага и тащиться в эту юрту, если нет сомнения, что там — именно Кулбатыр? Ведь Салык же приказывал ни в коем случае не связываться с бандитами, а сразу ехать в Таласкуль и предупредить остальных.

Киикбай несколько раз порывался сказать обо всем этом Баймагамбету, но почему-то не хватало духу. Как бы здоровяк не заподозрил его в трусости.

И опять шли бесконечные путаные мысли. «Возможно, после того долгого прочесывания песков Баймагамбет решил воочию убедиться, что там они видели не чьи-то следы, а точно следы Кулбатыра. Да и мало ли на свете игреневых коней! Это еще не доказательство, что тут стоит конь, который им нужен. Говорит: посмотрим по обстановке... Что он этим хотел сказать? Что, если удастся тут же и повязать бандита?.. Ладно, хватит обо всем этом. Двум смертям не бывать», — подбадривал себя Киикбай. Но решительности, которой хотелось бы, в сердце не чувствовал.

Когда они подошли к самой юрте, подростки, стоявшие здесь и любовавшиеся красавцем конем, настороженно оглянулись на них. Один из пацанов двинулся было наперерез, но Баймагамбет перехватил его, вцепившись в рукав рубахи.

— Да ты же Нигмета сын! — точно очень обрадовавшись, воскликнул он. — А почему не здороваешься? Нехорошо не узнавать старших!

И снова, будто дружески, отстранил подростка с дороги.

— Ассалаумалейкум! — вошел он в юрту.

То же самое повторил шагнувший следом Киикбай.

За дастарханом сидело пятеро мужчин, пили чай, отирая от пота шеи и лбы. Киикбай сразу же уставился на смуглого здоровяка с наголо остриженной головой и подковообразными усами. Он небрежно развалился на торе и смотрел на вошедших тяжелым, волчьим взглядом. Лицо у него было каменным.

«Наверняка этот верзила и есть Кулбатыр, — отводя глаза, подумал Киикбай. — У него и рожа бандитская!»

Справа от него, рядом с женщиной, разливавшей чай по пиалам, сидел, по-турецки сложив ноги, тоже не очень приветливый мужчина, с выпуклыми, как у лягушки, глазами и низким лбом. Было еще трое, кроме этих, но Киикбай рассмотреть их не успел.

Сидящие за дастарханом смотрели на вошедших отчужденно и на приветствие ответили с натугой. Только один из них, что помещался напротив лупоглазого, издал радостный возглас:

— Сваток, дорогой, какими судьбами! Все ли благополучно, здоровы ли жена и дети?