Одинокое место

На следующий день льет проливной дождь, палатка промокает насквозь, мы собираем вещи, едем домой. Осенью я пойду в седьмой класс, и мне предстоит операция по удлинению ноги в университетской больнице Упсалы. Придется погрузиться в странное, мучительное состояние болезни на целый год, но я еще об этом не знаю. Пока у меня мои обычные, родные ноги, правда, все время приходится учитывать, что одна из них почти на пять сантиметров короче другой.

* * *

У медсестры в кабинете маммографии цветущий вид. Загорелая блондинка, вьющиеся волосы собраны в хвост. Она задает вопросы, просит сообщить паспортные данные, когда в последний раз проходила обследование, в какой груди уплотнение. А, да, вот оно, говорит она, когда я стою раздетая. Неужели так заметно? Само обследование: груди сжимаются вместе, кожа натягивается, все это засовывается в аппарат; я совсем похудела, сжимать практически нечего. Процедура болезненная, но недолгая, медсестра не выглядит напуганной, если бы там были признаки распространившегося рака, вряд ли у нее был бы такой беззаботный вид? Следующая маммография – через два года, говорит она, пока я надеваю лифчик и футболку, но, поскольку вы пропустили, на будущий год вам снова пришлют приглашение. Ну вот, она считает, что я спокойно могу проходить обычный плановый скрининг, я не умру, наверное, она считает, что это киста. А она вообще взглянула на снимки?

* * *

Ожидание. Наступает время ожидания. Снова комната в мягких зеленых тонах. Листаю журнал, даже не понимая, что там написано. Доктор посмотрит снимки и решит, нужно ли дополнительное обследование. Биопсия. Или они уже все знают? Я не помню. Неразговорчивый доктор и медсестра с северным диалектом. Сначала УЗИ. Такое непохожее на предыдущее. Видеть своего ребенка на экране, маленькое сердечко, слышать звук, как будто мчатся галопом лошади. Предвкушение, счастье, слезы. А теперь я инстинктивно отворачиваю лицо от экрана. Мне не больно, но ужасно неприятно, когда она прижимает свой инструмент к уплотнению, осматривает всю грудь. Холодный липкий гель. Да, вот здесь явное изменение клеток, говорит она. Потом обследует вторую грудь. Там ничего не находит. В кабинете тишина, подземелье, и мы находимся там, в темноте. На границе, на грани. «Мы возьмем анализы, – говорит медсестра. – Отправим их в лабораторию». Обезболивание, потом укол в грудь, прямо в уплотнение, в кисту, скажите, что это киста, скажите хоть что-нибудь. Дыхание, работа с инструментами, говорят, как отвести руку, чтобы можно было подобраться. Я делаю, как мне велят, отодвигаю руку, чувствую тело, дыхание. Потом доктор уходит. Возможно, мы прощаемся за руку. Медсестра заканчивает с анализами, я встаю. Смущенно спрашиваю, наверное, надо было узнать у врача, стоит ли мне беспокоиться? Медсестра тихо отвечает, что они посылают очень много анализов, но мне сейчас дадут заполнить бумаги и назначат следующий визит. Через четырнадцать дней, к хирургу.

* * *

Бланки. Анкета о состоянии здоровья, подготовка к операции. Кажется, она сказала – результаты анализов будут направлены участковому врачу. «Вы можете узнать ответ там, но вообще лучше прийти сразу сюда и встретиться с нашими хирургами». Я беспомощно киваю. Я не знаю. Я ничего не знаю о том, куда обычно приходят ответы. К участковому или хирургу. Судя по бумагам, которые я заполняю, мне предстоит операция.

Теперь уже ничто во мне не верит в то, что это киста. Я знаю, что это рак. И мне ужасно страшно. Я слышала, что рак груди успешно лечится, но мне также известно, что в более молодом возрасте он часто бывает агрессивным. Почти все в моем окружении знают, что тут нет ничего опасного. Просто глупо так волноваться. «Ты прямо как ребенок». Страх, который не удержать внутри. Он буквально сочится из меня. Я рассказываю о своем беспокойстве, о том, что делала биопсию. Приходится отменять запланированную работу, ожидающие подтверждения встречи. Я знаю, что отменить придется почти все. У всех остальных тоже было что-то с грудью – но оказалось «ничего страшного». Миозит, киста, «знаешь, они на всякий случай проверяют все подряд, стоит только заикнуться, что нащупала что-то в груди, и тебя начнут обследовать». Но. Ты не видела взгляд доктора Моники Хедман. Ты не лежала на кушетке, не слышала, как немногословный врач произносит: «Да, вот здесь явное изменение клеток», не сдавала множество анализов. Тебя не записали к хирургу.