Одинокое место Америка

И с тех пор я слышала лишь о карельской девушке, о проблемах с ее здоровьем, что после аборта у нее уже не будет других детей, кроме дочки от первого брака. Я думала, что теперь он ее, конечно, бросит, но, напротив, он взял ее с собой в отпуск на Кипр, а после отпуска снова звонил мне и жаловался, какой у нее ужасный характер, что они постоянно ругались, она возмущалась, что он так много пил, и однажды он чуть не выбросил ее паспорт в окно, а она плакала, и примирились они лишь в баре.

Потом опять пришло время ночных поездок в Карелию, и маленькая дочка карельской девушки так привыкла к жизни в машине, что предпочитала спать скорее в ней, чем в собственной кровати. Однажды он позвонил мне и сообщил, что женится. И не успела я еще как следует переварить эту новость, как он снова позвонил, совершенно пьяный, плача, признался, что они снова поругались, что он ударил ее, а она с криком выбежала на улицу, вызвала полицию и уехала на полицейской машине.

И у меня началась трудная неделя, потому что почти каждый вечер он звонил, плакал и жаловался, что она вернулась в Россию и потребовала у него развода. Он говорил также, что написал уже письма и другим русским женщинам, и что его жена, конечно же, агент ФСБ, так как он обнаружил, что она просматривала на его столе важные бумаги.

Я посоветовала поменьше пить и посетить некоторых врачей. Я постеснялась упоминать психиатра, а его жена не стеснялась. Когда, он приехал в дом ее родителей, прося прощения, она заставила его пойти к психиатрам, один из которых объявил его шизофреником, а другой сказал, что у него просто трудный характер, с которым она должна примириться.

И он снова звонил мне и смеялся: "Меня признали шизофреником в России!" Но жена его вернулась, они снова поселились вместе, она давала ему таблетки от пьянства, и он звонил мне, уже вполне трезвый, говоря, что все в его жизни гораздо лучше, чем просто о-кей.

И, наконец, они все приехали к нам в Санкт-Петербург — он, его жена и ее дочка. Их визит прошел в суете, и хоть эта суета была не похожа на полеты на самолете с полудюжиной детей, но, как в любой другой семье с маленьким ребенком, девочка капризничала, не хотела есть и успокоилась, лишь заснув в машине. Его жена была победительно-красива и гордилась своей красотой, он же немедленно обнаружил на столе бутылку водки и принялся за нее, как и в старые времена. Они уехали, пригласив нас в гости.

Сейчас он звонит мне гораздо реже. Его семейная жизнь протекает без особенных проблем, и мое время, наконец, в сохранности, потому что наши с ним разговоры теперь коротки: его проблемы остались в прошлом, а мои никогда не были предметом обсуждения.

Наши души не приемлют реальности

Иностранный пьяница живет в согласии с реальностью. Он ни в коей мере не отделяет себя от текущего существования и, напившись в уик-энд, исследует именно житейские аспекты: поясняет, сколько раз и какого качества имел он на неделе секс, посредством чего развивается его бизнес, а если его спросят, зачем он напился, он со всей определенностью ответит, что нуждается в релаксации, чтобы хорошо работать последующую неделю.

Российский пьяница, напившись, норовит, распростившись с реальностью, улететь так далеко, чтобы напрочь о ней забыть.

Вот он стоит у меня на пороге — еще трезвый, но уже с приятелем. Приятеля он таскает за собой для того, чтобы было с кем, одному — да разве это дело напиваться одному, ему нужна компания, общество, в котором он будет поэтапно расставаться с текущим. Глазки его блестят, вся коренастая фигурка — одно сплошное ожидание, не хватает — смешно сказать, тридцати рублей.

- Дай три! — выставляет он для наглядности три пальца.

Его интонация и просительная — он ясно дает понять, что эти три десятки крайне ему необходимы — и где-то пренебрежительная — ну, в самом деле, что такое три десятки! Он весь — покорность и зависимость, весь — нетерпенье и изумленье, что такой пустяк тормозит его стремительный уход, улет — куда, он и сам не знает, он только знает, откуда и зачем.

Не в реальности ли все дело — целлофаново-нарядной, устроенной, налаженной у иностранного пьяницы, и нелепой, изнурительной, от которой впору нестись без оглядки — у нас?