Ее звали Елена, она была учительницей английского, она снимала маленькую комнату, в которой жила с сыном. Я помнила ее из-за ее разговорчивости: заполняя ее анкету, я исписала весь лист ее увлечениями всеми видами искусств, гороскопами, йогой, всеми чертами характера, которые только можно вообразить, и все же она потом еще раз звонила и просила добавить, что у нее красивые руки.
Она то и дело находила предлоги звонить мне, чтобы поделиться последними мыслями, подтверждающими, что они с ним идеальная пара, она просила послать ему срочные сообщения, или беспокоилась, а вдруг ее ответ потерялся. Она также часто говорила о его прекрасном доме, который видела на фото, о множестве людей, работающих в его фирме, и энтузиазм, с которым она говорила обо всем этом, понемногу становился привычным, как будто она уже привыкала к чему-то, прежде ей неизвестному, и я улыбалась, вспоминая слова "не материалистка", которые присутствовали и в ее анкете.
Я знала, он также звонил и другим женщинам — серьезной женщине, занятой бизнесом, и другой женщине, вечно ремонтирующей свою старую машину, и я советовала Елене быть терпеливее и осторожнее, но e-mail, которые она ему посылала, были полны экзальтации, она собиралась посвятить ему книгу своей жизни, каждая глава которой должна была быть письмом, посланным к нему заказной почтой.
Письма, которые он посылал ей через меня, были такими же спокойными и лаконичными, как и он сам. Он ответил на ее вопрос, почему он выбрал именно ее, говоря, что у нее хороший английский, и что она нормальная женщина, достаточно худая, чтобы пройти в дверь, и достаточно толстая, чтобы выглядеть здоровой. Он также написал ей о своем дедушке, которому исполнилось сто три года, и который до сих пор наслаждался простыми радостями жизни, он говорил, что и сам он тоже собирается так жить, и надеялся, что его следующие пятьдесят лет будут еще лучше.
Однажды я назначила Елене встречу в офисе, чтобы она пришла забрать письмо, но сама я забыла его напечатать. Я позвонила ей, извинилась, попросила ее прийти на следующий день, но она так расстроилась, даже голос ее задрожал от слез, и мне пришлось уходить из офиса раньше, чтобы успеть распечатать письмо дома и подойти с ним для встречи с ней к ближайшему метро.
Внезапно он позвонил мне, и, как всегда медленно, сказал, что ему кажется, что Елена слишком много беспокоится, но в целом, все три женщины, которым он пишет, такие милые, что он так и не может решить, кого выбрать. И вспоминая ее звонки, думая, что старательность должна быть вознаграждена, я сказала: "Выбери Елену, она так о тебе заботится", и укоризненные образы серьезной бизнес-леди и женщины-шофера со сломанной машиной на мгновение появились у меня перед глазами.
А через месяц Елена снова начала в отчаянии мне звонить, говоря, что он приезжал к ней, все было чудесно, каждый день они посещали театры, музеи и даже сеансы коллективной магии, на которых они генерировали радость и счастье для всего мира. Потом она проводила его в аэропорт, он снова должен был лететь на Юг, и последнее, что она сказала ему, уже ощущая себя заботливой женой, то, что им надо купить ему новые кроссовки, потому что старые истрепались. Но он не вернулся, не позвонил и не написал ей, она безуспешно пыталась ему звонить и посылать факсы, и я думала, что такой человек, как он, и должен был исчезнуть именно так — без слов и объяснений. Она просила меня послать ему e-mail, но после переустановки компьютера я потеряла его адрес и не могла с ним связаться.
И она продолжала попытки поиска, пока кто-то на другом конце его молчащего телефона не сказал, что на Юге с ним произошел несчастный случай, и что он лежит там в больнице. Мы обсуждали новость с тяжелым сердцем, хотя Елена и была полна энтузиазма его найти. Но скоро она пришла ко мне в мрачном настроении, сказала, что ее поисковая деятельность увенчалась успехом. Чиновники в посольстве уверили ее, что он уже давно уехал из России домой, и то же подтвердили таможенные чиновники, которых она также привлекла к поиску.
Она смотрела на меня изумленными и несчастными глазами, спрашивала, действительно ли он был тем, за кого себя выдавал, или, может, чиновники ошибаются.
И мне казалось, что она, на самом деле, предпочла бы поверить, что он лежит где-то в больничной палате в Азии, тяжело раненный, мечтая, чтобы она прикоснулась к нему своими красивыми руками, беззвучно повторяя бледными губами ее имя.
Что касается меня, я чувствовала себя виноватой, сама не знаю за что, я предпочла бы поверить, что он наслаждается следующими пятьюдесятью годами своей неизвестной и неподвластной чужому влиянию жизни где-то там далеко, что он, как и прежде, большой, молчаливый, независимый и богатый.
И, сжимая в отчаянии пальцы, она говорила мне про три работы, на которых она работает, чтобы обеспечивать сына и платить за комнату. Она вспоминала фотографии его прекрасного дома и здания фирмы, и мне казалось, что прощание со всем этим было для нее не менее болезненным, чем с ним самим.