Одинокое место Америка

Когда митинг закончился, Вера смогла протиснуться сквозь толпу и подойти к своему другу. Он быстро посмотрел на нее, узнал, кивнул, и как если бы они простились только вчера, сказал ей, что если она хочет им помогать, работа для нее найдется. Вера не спросила, что надо делать, и в чем помогать, она поняла только, что он снова смотрит на нее и нуждается в ней, звезды в его глазах сияли, как прежде, и, робко взяв его за руку, Вера улыбнулась.

И пока она ехала с ним и его телохранителями в старой битой машине, не имея представления, куда, она внезапно ощутила, что город снова стал для нее близким, он сочувствовал ей, как прежде. Беспокойная музыка его соборов казалась созвучной смятению в ее душе, рвущееся из груди сердце словно стремилось к верхушкам крыш и к маленьким окошкам над мрачными брандмауэрами, чтобы спрятаться там от смутной судьбы, которую она себе избрала — это снова был ее город, и она дышала одним воздухом с ним.

До своего исчезновения из общежития Вера успела написать прощальное письмо бывшему американскому жениху. Она просила простить ее, она сообщала ему, что встретила человека, которого прежде любила, и что у нее не хватило сил отказаться от этой любви.

И получив Верино письмо, американец не поверил ему, и через месяц размышлений, ушел с работы, продал дом и поехал в Россию.

Он купил маленькую квартиру в Санкт-Петербурге и зажил там на остаток от своих сбережений. Он ежедневно ходил по улицам Санкт-Петербурга, надеясь встретить Веру: мысль о том, что она тоже ходит по одним улицам с ним и смотрит на те же здания, не давала ему покоя. Вскоре он устроился работать кондуктором в троллейбус, чтобы встречать как можно больше людей, надеясь, что это поможет ему, в конце концов, найти Веру, чтобы хотя бы спросить, не нужна ли ей помощь.

И он по-прежнему ездит в троллейбусе со своей кондукторской сумкой в руках, просит пассажиров покупать билеты, пытливо заглядывает им в лица, смущенно улыбается, ошибаясь опять и опять. Но длинные улицы домов, разлинованные рядами квартир, по-прежнему хранят тайну Вериного исчезновения вместе с другими петербургскими тайнами жизни многих других людей.

ОДИНОКОЕ МЕСТО АМЕРИКА

Наш друг Ларри

Теперь мне даже трудно вспомнить, как так вышло, что мы все так близко подружились с Ларри — он был человек замкнутый, застенчивый, я тоже не искала дружбы с клиентами. Наверное, подкупило его постоянство, доброта и безнадежный и грустный юмор, так похожий на наш. А, может, его ироничное отношение к себе, тоже очень похожее на наше. Встречая его в первый раз в аэропорту, мы уже знали, что встречаем друга, и, когда, материализовавшись после всех своих электронных посланий, он появился перед нами, напряженный, сосредоточенный, мрачный, я немедленно принялась с ним болтать с той же легкостью, что и строчила ему по электронной почте ответы, мне было весело смотреть, как он озирается по сторонам, будто ждет подвоха, я хихикала, а он очень мрачно спрашивал: "Что, я очень смешной?"

Потом он оттаял, тоже стал шутить и улыбаться, и я удивлялась, как непринужденно наше общение. У нас было много общего — возраст, наши старые родители, нас волновали одни и те же вопросы: в частности, почему Россия такая несчастная и непохожая ни на какие другие государства страна. Единственным нашим различием было то, что мы жили внутри этой замечательной страны, а он, несмотря на все его сочувствие, все же смотрел на нее снаружи.

История его визитов в Россию была такова: первый раз он приехал, чтобы встретиться с девушкой, с которой до этого переписывался, но их встреча, как и, ранее, переписка, скорее походила на романтический монолог, который Ларри вел сам с собою. Второй раз он прибыл, чтобы встретиться с нею же, но она оказалась замужем за счастливым русским соперником, и после наших общих страданий и уговоров он познакомился с другой женщиной. В третий и в четвертый разы он приехал уже более из-за бизнеса, который собирался начать в России. В пятый раз он приехал — теперь мне уже трудно сказать зачем, я знаю только, что сейчас я снова слышу по телефону его печальное "Hello".

Если отвлечься от хронологии, то с первого своего визита он полюбил Россию. Уезжая первый раз, показывая на ржавеющие под снегом старые "Запорожцы", на нищих бабушек, торгующих у метро, на грязь и разруху новостроек, мимо которых мы ехали в аэропорт, он на ломаном русском говорил: "Я это все люблю!" с таким выражением, будто обрел здесь что-то бесценное. Мы же в тот день потеряли двести долларов, разворачиваясь после проводов на стоянке в аэропорту, задев и помяв проезжающие сзади "Жигули", которых не заметили в суматохе от переполняющих нас эмоций.