Одинокое письмо

Все ладно пригнано. Но что за имена прыгают со страниц Улановской! Причудливые «гончарки» и «дроздари» из разговоров вслух, которые она ведет сама с собой, идя на охоту. Неприбранные, неладные, несправные, как кикиморы, но милые Куца Барадкая, Тоня Нема, баба Растеряиха. С нездешнего скотного двора прибежавший мерзкий Лапцево-Копытцев...

В шестидесятые годы вдруг стал популярен в Америке Сологуб, и один гарвардский недоучившийся аспирант доказывал в профессиональном журнале, что фамилия Передонов означает «переделанный дон», то есть Дон Кихот наоборот. Прошло немного времени, и мне впервые повстречалось в печати имя Беллы Улановской: она нашла и опубликовала записанный Вал. Кривичем разговор с Сологубом. Как это вы, Федор Кузьмич, придумали такое отталкивающее имя? Очень просто, ответил тот, взял обыкновенную фамилию Спиридонов и отбросил первую букву.

Так Улановская и сама отбрасывает какие-то неотъемлемые начала знакомых вещей, событий, сюжетов и вводит читателя в мир, ощутимый до осязательности и совершенно призрачный.

Несколько лет назад я нашел в университетской библиотеке на полке новых книг ее сборник «Осенний поход лягушек» и раскрыл его наугад. Бросилось в глаза это неслыханное, ни в какие ворота не лезущее имя, напечатанное на экономной, как в военное время, бумаге, «Куца Барадкая», и развернутое сравнение, такое яркое и с таким сюжетом, какого, верно, не сочиняли со времен Гоголя. Крысы, которых травят в коммунальной квартире, приносят хозяевам огромную «мостолыгу», а к контрольному, чисто сервированному на бумажных салфеточках угощению не притрагиваются. «Мы все поняли, мы уходим, прощайте! Так иногда на неладной свадьбе вдруг кто-то первый из гостей встает и говорит: “Пошли отсюда”, и все остальные встают молча и уходят, оставляя вино и закуски нетронутыми, и навсегда пропадают с глаз».

Ситуации и мотивы, настроения и подробности перебегают из описательных отступлений в звенья повествования, снуя из света в тень, с лицевой стороны в испод, сплетаясь в многозначительный узор не сразу уловимого общего сюжета книги. Хочется сказать «плетение словес», но из древних балканских дебрей «извития» авторский замысел выводит читателя в утреннюю четкость охотничьего журнала, девичьего дневника, военной хроники или азиатской казни.

В потрясающем «Путешествии в Кашгар», пародийном только в том смысле, в котором и «Слово о полку Игореве» пародирует неизвестные нам «трудные повести», Улановская опять расстраивает неладную свадьбу — в этот раз не ради сравнения, а в сюжетном эпизоде, который избрали бы «благонравные романисты наши», чтобы описать характер героини, новой Зои Космодемьянской, «Тани», «Тани Левиной».

«Весело устроить скандал на одной респектабельной свадьбе, как быстро незнакомый захудалый жених, танцуя с ней, начал прижимать ее к себе все крепче, они танцуют все медленнее, вот из комнаты уже почти все ушли, надоевший спутник, который привел ее сюда, не знает, что делать, вдруг он входит, зажигает верхний свет, отзывает жениха, выводит из комнаты. Гости столпились в коридоре, там на антресолях плачет некрасивая, опухшая невеста. Но жених берет нашу героиню за руку, ведет в комнату, обнимает, и они снова целуются посреди комнаты. Так всем и надо. За что-то она мстит, сама не знает, за что».

У Тани Левиной были в детстве большие неприятности в школе, она разыграла коллизию повести Кассиля «Черемыш, брат героя», наврала, что ее отец был писатель Гайдар, погибший за несколько лет до рождения ее — и всего первого «бэ».

«Это странный случай, и тут есть о чем подумать. Заменив собственную жизнь вычитанной, она вломилась прямо в художественную ткань, но чтобы как-то закрепить переход в эти шаткие области, пришлось обзавестись надежной отцовской рукой».

«Да как же язык у ней повернулся сказать такое при живых родителях! Так иные охотничьи собачонки, бросив своих верных хозяев, вдруг уходят с незнакомым гостем, почуяв в нем настоящего охотника».

Так идут герои в книгах и в истории — «по партитуре, напролом».

«Татьяна плохой товарищ и отрывается от коллектива».

«Тебя не арестуют, арестуют только твоих родителей», — утешает Левину соседка по парте.

Дед Космодемьянской, деревенский священник, был расстрелян красными односельчанами в 1918 году, семья сослана во время раскулачивания, но смогла приехать в Москву после ранней смерти отца. Это мы знаем теперь.

Улановская оправдывает взятую на себя задачу. Если ей, «хроникеру-самозванцу», не написать о Тане Левиной, то напишут такие биографы, как «мать Зои и Шуры». «Но только послушать, что они обычно плетут, — уши вянут».

«Путешествие в Кашгар» — не пародия, а антипародия.

Вот так надо писать о мученицах.

Я вспоминаю первую версию киносценария «Зоя», она была хороша, или это моя память лакирует ее. Там Космодемьянская отвечает в школе урок о крестьянине из деревни Домнино, и я замечаю звуковое сходство: Жанна д’Арк была родом из Домреми. «Предателя, мнили, во мне вы нашли, / Их нет и не будет на русской земли!»