Одинокое путешествие на грани зимы

Из тальников торчала еще одна такая же мягкая вислогубая морда. Большой уже, почти с мамашу, лосенок, беспрестанно настраивая уши в разные стороны, осторожно шагнул в реку. Постоял, смешно вскидывая голову, как будто не мог выбрать, что нюхать — воздух или воду, и вдруг бодро и шумно, оскальзываясь и высоко задирая колени-ходули, зашагал к мамке. Двинулась и сохатиха. Они перебрели речку, зашли в кусты, лосенок тут же потянулся вверх к вкусным веткам. Иван нашарил кепку и безрукавку, надел тихо, высунулся снова… среди реки стоял сохатый. Большой, горбатый, почти черный, с белыми чулками выше колен. Он смотрел вверх по реке, потом повернул голову на лагерь. Рога были тяжелые и широкие, со множеством мелких отростков по краям. Палатка и особенно лодка на берегу были ему неизвестны и настораживали.

Это была редкая ситуация. Быки и коровы с телятами обычно живут порознь. Но теперь, в конце гона, самец, успокоившись уже, просто бродил за матухой. Бык перешел реку и исчез в кустах. Теленок стоял возле матери, как будто прижавшись к ней. Для людских детенышей матери, видно, тоже важнее, чем отцы, — подумал Ефимов.

Пока Ефимов умывался и заваривал чай, солнце обозначилось сначала просто чуть понятным пятном, потом от этого пятна пошло тепло, а вскоре и вовсе растащило туман. Палатка быстро подсыхала, он вынул из нее все и разложил на солнце.

Рябчик опять залился на этом уже берегу, там, где лоси зашли в лес. Иван ответил в рябчиный пищик. Они все утро так разговаривали. Рябчик — занятная курочка. Аккуратно одетая, рябенькая, с хохолком. И вкусная. Иван взял ружье, сунул в карман патроны с мелкой дробью и пошел в лес. Прошел опушку, остановился и поманил.

Тихо-тихо в лесу. Туманно. Какие-то мелкие щелчки слышны, листья слетают, роса, посверкивая, висит на хвое и ветках и капает слышно. Ветерок доносит от реки запах обсыхающих водяных мхов и камней, еще чего-то свежего и утреннего, сильно пахнет прелым осинником и даже, кажется Ефимову, откуда-то сладковато тянет изюбрем…

Рябчик засвистел тонко и ровно, потом выдал нежную трельку и закончил коротким свистом-вопросом: ты где? Или, может, ты кто?

Ефимов пошел прямо на свист. Надо было спугнуть. Рябчик срывается шумно, летит недалеко быстро и вертко меж деревьев. Садится и застывает. Шагов на двадцать подпускает. Иван уже подошел под свистуна, но тот застыл крепко. Над Ефимовым уходили в небо красно-желтые стволы корабельных сосен, просторно было, и рябчик наверняка его видел. Иван внимательно рассматривал деревья, понимая, что это ничего не даст, что рябчик ни за что уже не выдаст себя. Все было бесполезно, птица оказалась умнее, и Ефимов пошел к речке.

Рябчик с шумом сорвался сзади, пролетел над головой и сел впереди. Он был как на ладони, небольшой петушок, Ефимов даже видел, как поблескивают черные икринки глаз. Рябок прошелся по ветке, вскидывая хохолок, уселся, по-домашнему распушившись, и уставился на Ивана. До него было метров десять, и Ефимов опустил ружье, которое уже успело взлететь к плечу. Осторожно прислонился к сосне.

В рябчике не было никакого волнения, он сидел пушистым пестрым шариком с маленькой шишечкой головы и спокойно смотрел на Ивана и на его ружье.

— Ты такой смелый или такой глупый? — Ефимов удивился своему голосу, он давно ни с кем не разговаривал так вот, глаза в глаза.

Рябок на мгновение «сдулся», вытянул шею и склонил голову набок, присматриваясь к Ефимову, но вскоре принял прежнюю спокойную позу. Ивану приятно было, что ему так доверяют. Неплохо было бы погладить глупышку и сказать: не бойся, мол, парнишка. Все нормально.

Утренний воздух был свежий, плотный, обещал отличный день. Ефимов прямо чувствовал какую-то приятность внутри и невольно улыбался. Лес чистый, просторный. Неглубокий мох мягко пружинил под сапогами, туман поднимался от просыхающей земли, и солнечные лучи косо серебрили его меж сосен.

Речка тянулась длинными, блистающими под солнцем плесами. Трава, кусты, елки гляделись в полированную гладь. Вдоль берега тянулась тропинка над обрывчиком, то спускалась к речке, то взбиралась на бугор, присыпанный снегом и желтой хвоей. Ефимову хотелось пойти по ней. Кедровки перелетали с дерева на дерево и скрипели и причитали на весь лес. Их одинокие крики подчеркивали молчаливость тайги. Впереди золотистый лиственничный лес ковром покрывал широкий склон сопки, а по вершине приникал к солнечной голубизне. В небе замерли редкие, белые и высокие облака. Воздух был полон лесных и речных запахов осени…