Одинокое путешествие накануне зимы

— Да какое «попал»! Что за спуск-то у тебя?!

Много-много раз потом вспоминал я тот случай. И еще, видно, буду вспоминать. И красавец-бык все будет стоять перед глазами. На самом деле, мне невероятно повезло, что так все вышло и я хорошо видел быка. Чаще всего скрадывать и стрелять приходится в густом лесу. Три осени приезжал я потом к Петровичу, пока не добыл наконец свой трофей. Не одну сотню километров намотал по тайге.

Но самое ужасное, что, став опытнее, я с горечью понял, что, скорее всего, я тогда попал в быка. От расстройства я заявил, что промазал, снега не было, и мы не стали внимательно искать кровь, но когда мы двинулись в ту сторону, куда ушел бык, вскоре подняли с лежек четырех оленух. Скорее всего, бык рухнул где-то недалеко от них, они решили, что он лег, это означало, что все спокойно, и поэтому не убежали после выстрела и охотников подпустили на двадцать-тридцать метров. Это невозможно было ни при каких других обстоятельствах. Они лежали потому, что лежал бык.

Всякий раз, когда мне вспоминается тот случай, я здорово расстраиваюсь. Дело это серьезное, и тут есть о чем жалеть. Охотник любит и уважает зверя, и погубить его просто так, а тем более из-за своей неопытности, непростительно.

Я снял уху и подбросил дров в костер. Порезал хлеб, нашел ложку… Молодой, видно, подошел слишком близко, учуял меня и замолчал. Потом замолчал на горе. Тот, что за речкой, рявкнул пару раз коротко в черноту и тоже затих. Лену не видно, только слышно, как шелестит осторожная ночная вода.

Достал пару дымящихся хариусов в миску, добавил юшки до краев. Чего-то мне не хватало. Дружков, наверное… Не то чтобы я как-то очень соскучился, просто уху все-таки лучше есть не одному. Особенно, когда ревут изюбри. Я поел, прислушиваясь к тайге и чему-то тихо радуясь.

Никогда ни этого ночного пения, ни красоты этой ночи не передать.

В полночь над тайгой снова раздались древние брачные песни. Певцов добавилось, противоборствуя, звучали высокие и низкие трубы, переливы, визги и вой… Грех было слушать их лежа.

Я выбрался из палатки на волю и расшевелил костер.

Страсть

Утро было серое, но неплохое. Тихое. Пламя костра спокойно стремилось вверх, сушило мои вещи, пахло только что сваренным кофе. От теплого прозрачного дыма колыхались бурые листочки ивы, росшей рядом. Больше листьев нигде не было. Ни на тополях, ни на тальниках, березы стояли облетевшие, готовые к зиме. И только елки, умытые дождем, выглядели весело. Как будто ждали снега.

Собирался неторопливо. Укладывал вещи в гермомешки и вспоминал ночные серенады. Однажды во время такой охоты «на реву» я наткнулся на место боя двух быков. На пятнадцать-двадцать метров вокруг вся тайга изрыта, мох сорван, не было ни одного деревца в кулак толщиной, они были вырваны с корнем или сломаны. На больших деревьях остались глубокие отметины и рваные канавы от могучих рогов.

Дождик опять начал засевать мелким пшеном речку и лес. Моторчик на малых оборотах стучит, светлая вертлявая струйка вьется за ним пузырьками. Не скучно. Посматриваю по сторонам. Там вид откроется милый на осенние сопки, тут листвяшечки склонились над гладкой Леной, насорили тонких хвоинокзолотинок и вычертили затейливую береговую линию по песку, или вдруг омут под тобой… черно, дна не видно, под толщей зеленой воды на глубине торчат толстые стволы… бог весть когда и натащило их туда… один слой замыло, другой, третий… сто, двести, а может, и пятьсот лет назад.

Я заглушил мотор и сплывал, не торопясь. На дождливые сопочки, на облака любовался. Облака плыли по реке рядом со мной, а я с ними… Бесцельное, бездумное существование. Чем я отличаюсь от этих облаков или березового листка, плывущего рядом? У меня сейчас так же, как у них, никаких дурацких желаний, я никому не могу причинить зла.

Впереди открылся Сухой Лом. Речка упиралась в большой завал из деревьев — залом, или лом по-местному, — и почти вся с легким шипением и всплесками уходила под него. Только справа оставался проход. Я вытащил лодку на косу перед самым заломом.

В последний раз с детьми здесь была дневка.

Утром я проснулся рано и сидел у костерка. Слушал нежное посапывание моих из палатки. Вдруг вижу: что-то непонятное летит через речку. Точно на меня! Сейчас схвачу рукой. Птица? Когда она приблизилась, я понял, что это сойка тащит в клюве огромную кедровую шишку. Ноша явно не по ней, ее ломает в полете, хвост то в одну сторону, то в другую, крылья как-то странно… Я хлопнул в ладоши, шишка упала прямо мне под ноги. Отличная, крупная целехонькая кедровая шишка. Я так обрадовался, что хотел немедленно своим все рассказать, даже палатку расстегнул… Но они так сладко спали.

После обеда Серега со Степой делали баню. Обложили таганок камнями и три часа жгли большой костер. Потом таганок вытащили, камни собрали в пышущую жаром кучу, а сверху поставили тент от палатки. Он сразу разбух от горячего воздуха. Мы долго парились, прыгали в ледяной прозрачный омут, сидели голые на борту лодки, а мама носила нам чай…