Одиссей

Многим подобные рассуждения покажутся унизительными или по крайней мере угнетающими. Как будто их обвиняют в фальши. Но большинство все же ощутит нечто вроде дежавю. Ведь мы переживали нечто подобное, разве нет? И дело тут не в обвинениях, скорее в признании очевидного. Наша жизнь по большей части проходит в том, что Гофман называет самопрезентацией (impression management), то есть в попытке повлиять на то, как нас воспринимают окружающие. Представьте только, как сильно зависят от самопрезентации флирт, собеседования, светские беседы, президентские выборы и ток-шоу. Весь мир – театр, а люди в нем актеры. И зачастую играть роль гораздо проще, чем быть самим собой. И в этом нет ничего зазорного. Но страстный и отчаянный призыв Кьеркегора к субъективности проникает в наше сознание, и лишь немногие согласны ограничиться кривой нормального распределения и остаться скромными обывателями. Образ Протея очень современен – и очень человечен. Он мог приспособиться к любым требованиям окружающей среды. Пригласите Протея на вечеринку – и он станет гвоздем праздника. Он всех развеселит. И если он еще не находится в центре внимания, будьте уверены – он просто выжидает подходящего момента. Он будет всегда менять обличья и мнения, он всегда будет общителен и популярен. Потому что Протей подчиняется внешней доминанте. Если вы слишком увлечетесь игрой, можете закончить как примадонна или примо-уомо в роскошном особняке, чья единственная забота – красивый фасад. Субъективность давным-давно сбежала через заднюю дверь. Поэтому Протей извивается как одержимый, когда люди пытаются удержать его в попытке добиться от него субъективной истины. Вы не можете требовать такого от оборотня.

Если nostos, возвращение домой, заключается не только в том, чтобы проложить верный курс, но и в том, чтобы завоевать право на то, чтобы быть собой и вернуться, качества Протея скорее станут помехой. Встреча Менелая с Протеем не случайна. Морской бог во многом служит предвестником трудностей самого Одиссея. Особенно учитывая, что как раз в это самое время Одиссей назвался Никем. Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен, многих людей города посетил и обычаи видел. Тому, что странствия Одиссея длились целых десять лет, есть и внешние, и внутренние причины.

Телемах получил то подтверждение, которого искал. Он обнимает сына Нестора, который отправляется назад в Пилос. Ментос внезапно исчезает. Телемах понимаем, что он должен вернуться домой и подготовить все к возвращению отца. Потому что тот еще жив. Просто никто не знает, где он.

Глава 2 Остров Калипсо

Далеко на западе, посреди моря

Одинокий на утесе

одиноком сел.
Глядя, как волну уносит,
думал Одиссей:
у богинь бесследны лица —
вечность невзначай
всё стирает… Ты ж, царица,
постарела, чай.

Так где же Одиссей? Телемах ищет, Пенелопа ждет, женихи грозят ему смертью. Никто из его боевых товарищей не знает его местонахождения. Он словно сквозь землю провалился или, точнее, сквозь море. Самое правдоподобное объяснение состоит в том, что его погубили разгневанные боги. Афина была в ярости после мародерства, которое греки устроили в Трое, – она не простила им осквернения своего храма. Посейдон долго бушевал, и даже Зевс метал свои молнии в корабли, на которых греки возвращались из Трои. Так что Одиссей, скорее всего, погиб, проглоченный морской пучиной Посейдона или стертый в порошок ударами Зевсовых молний. Его не спасет былое покровительство Афины. Вслед за Агамемноном, Аяксом и многими другими он впал в немилость, и лишь богам известно, где он теперь.

Эту тайну боги хранили много лет. Одиссей настроил их всех против себя, в особенности Посейдона, но Афина не забыла своего любимца. Однако боги забросили его далеко от родной Итаки, на остров, лежащий посреди моря, на западе, среди бескрайних водных просторов. Там Одиссея удерживает в плену дочь Атлантаса, грозного титана, который несет небесный свод на своих плечах. Этот великан стоит, сгорбившись, возвышаясь из морских глубин, и тяжелая ноша омрачает его чело все больше с каждым проходящим тысячелетием. Неудивительно, что со временем он сделался немного сварливым. А вот у его дочери совсем другой нрав. Атлант мрачен, а Калипсо исполнена сострадания и симпатии. Атлант скрипит зубами и рычит от натуги, а Калипсо поет своим медовым голосом, и ее песня летит над волнами в наполненном ароматами цветов воздухе. Великан груб, мускулист и угловат, а Калипсо наделена кошачьей гибкостью и грацией, ее кожа нежна, как шелк. Разумеется, она нереальна. Гомер выдумал ее ради своей истории. О ней не упоминается ни в одном сказании и легенде. Она так прекрасна, что впору усомниться: действительно ли Одиссея удерживали на острове силой?