— Воля отца о несвершении над ней мести остановит любого подданного нашей империи. Мои дорогие брат и сестра принесли клятву, что отступятся от Аны и дадут ей жить.
Фокс просиял.
— Но и я не смогу помогать ей, — сказал богиня. — Мне и остальным олимпиарам, как и всем подданным, запрещено вмешиваться в дела Аны, даже если ей грозит опасность. Отныне её жизнь — не моя жизнь… Для империи официально никакой Аны нет.
— Но вы с ней всё равно связаны? Ты будешь видеть, слышать и чувствовать всё, что чувствует она? Она по-прежнему будет биться внутри тебя вторым сердцем?
Афина кивнула.
— И как же ты не сойдёшь от этого с ума?
— Как не сошёл с ума отец.
— Вау! — воскликнул Одиссей.
— Да, вау, — согласилась Афина. — Оказывается, он тоже не уничтожил свой исток. Тот умер от старости. Но отец верит, что именно из-за тех лет, когда их было двое, когда Зевсу приходилось осознавать две жизни вместо одной, его разум и воля окрепли.
Фокс был поражён, но в самом хорошем смысле этого слова.
— Но почему же он не сказал об этом остальным детям? Не помог им зависнуть между собой и отражением себя, и раздвоиться?
— Мой отец приверженец Хаоса. Он не считает, что в мире всё должно быть правильно и под копирку, — ответила Афина, и кажется, в её словах была толика преклонения. — Превыше всего он ценит силу и личную ответственность, и верит, что каждый должен выбрать собственный путь.
— Вот как, — задумчиво ответил Одиссей. — Ладно, твоя очередь спрашивать.
И Афина спросила:
— Почему, обладая такими возможностями и невероятным жизненным опытом, ты изо всех сил избегаешь власти? Ты мог бы вести людей вперёд, влиять на судьбы тысяч миров и воплощать свою волю, твои шаги могли бы определять историю. Вместо этого Одиссей Фокс путешествует на старом мусоровозе и разгадывает мелкие, незначительные дела. Почему?
Фазиль задавал предыдущему Фоксу по сути тот же вопрос.
— Потому что я всё это уже пробовал, — фыркнул он. — Я был тираном, пиратом, спасителем, был всенародно избранным, потом свергнутым, а ещё повстанцем и борцом за свободу. Во всём это было столько хорошего, и не меньше плохого! Но всё это кончилось ничем. Каким бы великим ты не стал, жизнь просто идёт своим чередом, и величайшие подвиги оказываются лишь гаснущими искрами на фоне вселенной. Если живёшь достаточно долго, ты видишь, как твои самые великие достижения гаснут, исчезая без следа.
Парень с горечью усмехнулся.
— Быть властителем плохо, ты или становишься бесчеловечным, или постоянно чувствуешь вину. И бессмертие тут не помогает, а наоборот. Если я добьюсь власти, у меня появятся враги — и рано или поздно они найдут способ меня убить, по-настоящему, окончательно. Или заточить в смертельной ловушке, чтобы я умирал и воскресал снова и снова в мучительной агонии. Мне не хочется проверять, сколько она продлится, сколько ещё раз грязь будет меня оживлять. Смогу ли я вернуться к жизни хотя бы два раза подряд? До сих пор между моими смертями проходили годы, и грязь успевала накопиться, набрать силы. Я не хочу жить в постоянном ожидании удара врагов. А знаешь, чего я хочу?.. Расследовать детективные дела! Потому что это самое интересное на свете.
Он широко расставил руки, словно пытаясь объять необъятное, и на его лице родилась улыбка, полная ожиданий и надежд.
— Я хочу продолжать этот путь: день за днём открывать новые планеты, встречать новых невообразимых существ, ведь каждое из них прекрасно, не важно, друг или враг. Я хочу находить самые запутанные тайны вселенной и раз за разом умудряться их раскрывать. Совершать невозможное, рождая удивительные истории. Понимаешь, каждое утро я просыпаюсь с ощущением, что впереди ожидает миллион миров, созданных специально для меня! И радуюсь, что свободен лететь к ним навстречу.
Афина напряжённо молчала, слушая это, и по её лицу было видно, как сильно она не согласна. Рождённая, воспитанная и вознесённая, чтобы править, она не могла принять отказ Одиссея от власти. Но Фокс и не надеялся, что она поймёт. Ведь главным для него была не богиня.
— Значит, Ана теперь свободна? — с невинным видом спросил он.
— Свободна. Она покинет родной мир и пойдёт своим собственным путём.
— И не подскажешь ли координаты места и времени, когда она будет выпущена?
— Здесь и сейчас, — улыбнулась Афина.
Её тело стало прозрачным, и там, за волной энергополя, висела спящая девушка с копной мирных каштановых эмо-волос.
— Ты сможешь обо мне позаботиться, Одиссей Фокс? — спросила богиня нежно и одновременно строго. — Ты правда так сильно хочешь, чтобы я была на свете, что готов ради этого на всё?
— Правда, правда, — глядя в потолок, скривился парень. — Только не ты, а она. Ты не в моём вкусе. Меня пугают большие женщины.
Афина моментально уменьшилась, только затем, чтобы его смутить. Она подошла вплотную к Одиссею, тончайшая оболочка вокруг Аны, маленькая богиня человеческого размера, макушка прямо под его подбородком. Но всё равно не такая как Ана, особая и нечеловеческая. Глянула снизу-вверх ему в глаза своим не по возрасту мудрым взглядом. И сказала:
— Ну держи.