Одиссей Фокс

— Действительно, — кивнула Ана, подумав. — Коллекция совершенно не к месту, глупо тратить на неё ресурсы и силы, время. Предположим, вы решили собрать кактусы в честь гендосов, даже это спорная идея, но пусть так. Только к чему заморачиваться с редкими многолетними видами? Они ничего не дадут лаборатории и программе, а усилий и денег потребуют немало!

— Именно. Перед нами правдоподобная ложь, которую сложно опровергнуть, — повторил Фокс.

— А как на самом деле?

— Наоборот. Растения и симбионты похожи друг на друга не потому, что кактусы собирались в честь гендосов, а потому, что гендосы созданы в честь кактусов.

— То есть… коллекция была раньше?

— Благонравов собирал кактусы всю сознательную жизнь. Наверное, они нравятся ему с детства. И когда академик создавал гендосов в лаборатории, он из тщеславия сделал их «своими».

Картина мгновенно стала органичной и живой. Фокс произвёл простую рокировку причин и следствий, но она превратила странную ситуацию во вполне понятную.

— А врать про коллекцию ему пришлось, потому что это доказательство! — воскликнула Ана. — Что гендосов не нашли на какой-то планете, а он искусственно создал их сам!

Принцесса восхищённо покачала головой. Контур этой истории начал вырисовываться из обманчивой темноты.

— Именно так. Но не менее важная деталь, что любовь к кактусам разделяла с Благонравовым его маленькая дочь.

— Дочь?

— Один-единственный детский рисунок во всём кабинете, без подписи. Когда много детей присылает работы на конкурс, к ним ставят подписи. И на стенах висело бы приличное количество лучших и самых талантливых детских картин, прошедших отбор. А Благонравов хранит лишь один рисунок: простенький, бесталанный, но искренний. С колючкой на месте солнца, потому что они с папой очень любили кактусы. Листочек уже поблёк, потому что висит в кабинете несколько лет. И его не снимают.

— Значит, девочка нарисовала папу с мамой, — сказала принцесса, осматривая картину в записи своего зрительного лога. — Судя по рисовке, ребёнок лет четырёх.

— И папа такой представительный, слишком похож на Благонравова, чтобы я его не узнал.

— Надо же, — теперь Ана видела, что фигура отца и правда напоминает внушительного академика ксенологических и биохимических наук.

Как она могла не заметить всех этих вполне очевидных деталей и не придать им значения⁈

— Нужно выяснить про жену и дочку, — мрачновато сказал Фокс. — Не думаю, что у них замечательная, дружная семья, скорее всего, история будет печальная. А если сейчас сделать запрос в гендарские инфобазы, это нарушит наш стелс-режим?

— Нарушит, но запрос и не нужен, — Ана умудрилась одновременно согласиться и возразить. — У меня есть официальная биография Благонравова, я её уже сохранила, просто не успела изучить.

— Хорошо. И что там?

— Ох. Маленькая Вика в четыре года умерла от болезни, это было семь лет назад. А её мать Марианна три года назад совершила самоубийство.

— Причины? — почти без паузы спросил Фокс. Трагичные известия из жизни академика не стали для него удивлением.

— Марианна винила себя в смерти дочери… потому что действительно была виновата. Болезнь Вики поддавалась лечению, и девочка умерла только потому, что её мать пропустила симптомы и вовремя не приняла мер. Она вела активную общественную деятельность… и была занята. А Виктор Благонравов находился в длительной экспедиции. Он заметил симптомы сразу, когда вернулся домой, тут же отвёз дочку в больницу, но было уже поздно. Через день она умерла.

Молчание.

— Что было с супругами дальше?

— Они не разошлись. Решили начать всё с начала и завести нового ребёнка, — сверившись с данными, ответила Ана. — Но не успели. Марианна вела активную благотворительную деятельность, чтобы отвлечься. Но сорвалась в депрессию и приняла препараты, предназначенные для… ухода за домашними растениями.

— Для его драгоценных кактусов, — кивнул Одиссей.

— Благонравов был под следствием, но улик не нашлось. Его оправдали примерно за год до возвращения той самой экспедиции с выжженной планеты и до открытия гендосов.

Одиссей пытался сопоставить факты.

— Здесь тоже что-то не так, — сумрачно сказал он. — Марианна пыталась отвлечься и забыть, и у неё получалось, но потом внезапный срыв и смерть от смертельных веществ, при биохимике-муже. И снова в официальную версию можно поверить… потому что это опять правдоподобная ложь.

— Ты исходишь из того, что Благонравов убийца, — тихо сказала Ана. — А почему ты вообще так решил?

Одиссею было сложно однозначно ответить на этот вопрос. Академик сразу насторожил его: тем, что стоял в самом в центре большой лжи про гендосов. После осмотра кабинета и скомканной беседы у Одиссея резко окрепла внутренняя уверенность в том, что Благонравов — опасный социопат.