Одиссей Фокс

Девушка смотрела на детектива, сузив глаза и склонив голову, её волосы были недоверчиво-лимонного цвета. Одиссей знал эту реакцию, он встречал её много раз. Сомнение, непонимание: как это, отказаться от фактов и предпочесть им фантазии? Выглядит совершенно контр-интуитивно. Тем, кто знакомился с мифотворчеством впервые, метод Фокса казался сочетанием шарлатанства и везения, безответственной сказкой и даже сумасшествием. Хотя на деле всё было наоборот.

Одиссею вовсе не улыбалось, что разум Аны во время расследования будет занят сомнениями и спорами, поэтому полемический огонёк в её глазах следовало сбить уже сейчас. Он посмотрел девушке в глаза и рассказал ей короткую историю:

— Однажды сыщик с планеты Долор расследовал серию детских убийств. Во рту каждого из убитых мальчиков находили маленькое перо таллийца — символ, послание, почерк маньяка. Сыщик больше двух лет занимался поиском связи между убийцей и таллийцами, за это время было шесть новых жертв. Эксперты проводили исследования и писали научные работы, спорили о символизме пера и выстраивали психологический профиль маньяка. Но «таллийский подход» не дал результата, связи не нашли. Убийцу поймали, когда зашли с другой стороны — и тут выяснилось нечто безумное. В самом первом убийстве ветер принёс перо с соседней гоночной трассы, где летали таллийцы. Перо попало в рот задыхающегося мальчика и застряло там, это была чистая случайность. Маньяк посчитал её знаком свыше, символом, и стал копировать в дальнейшем. Но изначальной связи с таллийцами у маньяка не было, и расследование два года шло не по тому пути.

— Бедный мальчик, — прошептала Ана, лицо её впервые с момента знакомства стало серьёзным, а волосы медленно белели. — Бедные мальчики.

— Факты бывают обманчивы. Гораздо важнее умение их интерпретировать.

Взгляд девушки опустел, она погрузилась в свои мысли; волосы вспыхнули пониманием, мыслью, идеей, и снова угасли в задумчивости. Пряди Аны переливались оттенками чёрного и белого, пальцы нервно перебирали кончик плетёного браслета. Одиссей продолжал:

— Погоня за данными замедляет расследование, а иногда приводит к катастрофам. Жители Глитч-16 умирали от молекулярной чумы, и бригада дознавателей была обязана любой ценой отыскать карточку с кодом вируса в течение суток.

Ана замерла и неотрывно смотрела на Фокса. Кажется, эту историю она знала.

— Найти одну-единственную карточку среди трёхсот тысяч Чумных Писаний старого гличеанского культа. Беда в том, что взгляд непосвящённого превращал карточку в прах, а посвящённых давно не осталось. Картотека хранилась в недрах музея как сокрытое сокровище, на которое нельзя посмотреть. Молекулярное кодирование не позволяло скопировать карточки; защита реагировала на любой вид визуального восприятия, включая сканы. Сыщикам пришлось вручную пересмотреть древнюю картотеку в поисках жизненно важного обрывка, и этим поиском они уничтожили памятник культуры целиком. Но ради спасения жителей дознаватели, разумеется, пошли на это. На двадцать втором часу поиска они нашли нужную карточку, и там излагался код молекулярной чумы. Но оказалось, что технология создания и применения лекарства находится на двух других карточках. Которые второпях просмотрели и уничтожили, когда искали эту. Даже не зная фактов, Ана, ты можешь домыслить и угадать, чем закончилось это дело, — сказал Одиссей.

— Глитченское вымирание… — волосы Аны были белы, как снег, а голос тих. — Я знаю факты. Я решифтила чуму с четырёх лиц.

Решифт позволял прожить снятую память личности, пережить чужой опыт как настоящий и свой. «С четырёх лиц» означало, что Ана прожила память четверых очевидцев чумы, скорее всего, дознавателя, врача, одного из истлевших и одного из тех, кто выжил. Одиссею чуть раньше уже пришло в голову, что девушка хорошо образована. Теперь он убедился: никто не будет четыре раза добровольно переживать молекулярную чуму. Только когда тебя заставляют сдать экзамен… Или вспомнить пережитое, как сейчас.

— Значит, вы расследуете, основываясь не на всех фактах, а лишь на общей канве, — выдохнула Ана. — Интуитивно, но можете сразу попасть в цель.

— Интуиция очень важна, — согласился Фокс. — Она как нож скульптора, позволяет отсекать от куска мрамора всё лишнее, чтобы в конечном итоге появилась статуя.

— Почему тогда не «интуитивное мифотворчество», а нарративное? — буркнула Ана.

— Потому что интуиция лишь инструмент отбора версий, а не сам подход. В основе метода лежит именно творчество. Расследуя дело, я стараюсь придумать несколько самых логичных версий, и одна из них обычно оказывается верной.

— То есть, вместо поиска правды вы даёте волю фантазию, но ваша выдумка регулярно оказывается истиной? — волосы Аны сделались пронзительно-голубыми от несогласия.

— Я и сам каждый раз поражаюсь, — почти не соврал Одиссей.

— Не терпится увидеть, — с почти издевательской улыбкой хмыкнула девушка. И внезапно закашлялась от резкого запаха.