Одиссей покидает Итаку. Книги 14-21

Потом он вспомнил, за чем пришёл. Ничего почти из того, что ему требовалось для обустройства в новой жизни, было не доступно.

Достаточно скромный шерстяной костюм, к примеру, стоил целых пятнадцать долларов, а их-то и всего двадцать. На всё про всё. Но самым необходимым обзавестись всё равно нужно было. Как бы там дальше ни сложилось.

Сделав по магазину несколько кругов, приценяясь и манипулируя в уме цифрами и суммами, достаточно ничтожными, но для него сейчас – гигантскими, он, наконец, подошёл к кассе галантерейного отдела. И вовремя, а то на него уже начали коситься охранники, которых здесь было не меньше, чем в магазинах Москвы двадцать первого века. И неудивительно – ворья и просто предприимчивых людей вроде Остапа Бендера (а ведь это как раз его год, двадцать седьмой!) в городе полным-полно. Поди уследи за каждым. Невзирая на то что магазин государственный, под контролем НКВТ и НКВД[65].

Заодно Михаилу пришло в голову, что магазин, где он находится, почти один в один похож на описанный Булгаковым в «Мастере и Маргарите». Правда, тот располагался, кажется, не на Арбате, а как бы на Садовом кольце, в районе нынешнего МИДа. («Нынешнего» в том смысле, что раздвоение личности у Воловича до сих пор не закончилось). Ну а чего удивляться – Михаил Афанасьевич и сейчас здесь живёт, неподалёку, ещё не переехал на новую квартиру в Лаврушинском, и описывал он в «Мастере», судя по всему, год этак двадцать пятый.

Волович при всех его несимпатичных качествах в литературе разбирался прилично, что, впрочем, никакого положительного влияния на его моральный облик до сих пор не оказало.

Двадцатку он протянул кассирше с сильной внутренней дрожью – а вдруг как окажется «неправильной», и пожилая тётка с внешностью и повадками одесской бандерши выхватит из-под огромной никелированной кассы «Националь» с массой кнопок (зачем их столько, чтобы просто сумму обозначить и чек пробить?) и большой, как у военной мясорубки, ручкой сбоку костяной милицейский свисток и оглушительно засвистит.

Однако обошлось. Тётка мельком глянула бумажку на просвет, увидела водяные знаки и равнодушно бросила банкноту в ящик.

Денег хватило, чтобы приобрести небольшой тёмно-вишнёвый саквояж типа врачебного, и почти наполнить его всякой необходимой в жизни культурного человека мелочью – от бритвы с банкой мыльного порошка «Лотос» до пяти пар шёлковых носок, трусов и маек. А то ведь чувствуешь себя свинья свиньёю, пусть здесь это понятие подразумевает гораздо больше степеней свободы. Как у Ильфа – можно, идя к врачу, вымыть всего одну ногу. Если уже в кабинете убедишься, что не ту – конфуз, конечно, а в остальном – нормально.

И ещё осталась сдача – почти пять долларов. Цены для держателей валюты – просто улётные, как станет принято выражаться лет через восемьдесять. В общем – ничего странного, просто признак существования в мире «реальной экономики», где и в развитой стране заработок «доллар в день» считается вполне достойным. А что говорить о таких разрушенных семилетней войной странах, как Россия? Здесь и десять центов деньги, «в переводе на мягкую пахоту»[66].

Наконец Волович добрался до табачного отдела. Выбор продукции поражал больше даже, чем в других залах «Торгсина». Дело в том, что только здесь Михаил увидел больше разноцветных коробок, сортов и марок папирос, сигар и сигарет, чем в любом магазине «своей» Москвы, особенно после принятия идиотского закона о запрете выставлять эту продукцию на прилавки и витрины.

Сигарет здесь, возможно, было и поменьше, в тогдашней РСФСР особым спросом они не пользовались, зато уж папирос было море разливанное. И тот «Дюбек», которым угостил его Агранов, не выглядел самым дорогим и роскошным.

Но что действительно шокировало Воловича, так это знакомые жёлтые пачки с верблюдом. Он искренне считал «Кэмел» послевоенным изобретением, этаким брендом «плана Маршалла». Выпущенным наряду с «Кентом», «Мальборо», джинсами и дисками с записями «Битлов» в том числе и для того, чтобы усилить в сталинском и послесталинском СССР недовольство властью. Вот, мол, что нормальные люди курить, носить и слушать должны! А вы нам «Приму» с «Памиром» суёте, да Зыкину из каждого утюга.

У него аж на сердце потеплело, словно старого друга в чужом городе встретил. На все деньги, цента не оставив «на развод», приобрёл ровно четыре блока, не в картонных коробках, а завёрнутых в пергаментную бумагу, и ещё семь пачек россыпью. Несколько расстроило, что сигареты были без фильтра, но это уже не такая беда.

Сначала он хотел закурить сразу, как вышел из магазина, но передумал. Экономить теперь придётся, когда ещё валюта опять появится? И курить нечасто, зато со вкусом, толком и расстановкой. Тогда наличный запас месяца на три можно растянуть. А «пайковую» махорку можно приберегать, а потом на Сухаревском рынке продать. Пустяк, может, заработает, но всё же какие-то деньги.