– Заключение мое такое - подготовка так себе, но других, по-любому, взять негде, и времени на поиски нет. На задание отправимся дней через пять-шесть, если ничего не изменится. Мои рекомендации… - Он на память, ни разу не ошибившись в фамилиях, хотя услышал их только один раз при общем представлении, дал характеристику каждому из десяти, определил предварительно, как и кого собирается использовать в боевой обстановке и какого рода тренировки форсировать до момента убытия.
– Прошу прощения, товарищ…
– Сейчас и для вас - «товарищ Александр». Какое имя будет потом, узнаем по мере развития событий. Что вы хотели спросить?
– Где учат тем приемам, что вы нам показали? Я со многими мастерами встречался, но у вас совсем другой уровень.
– Таким приемам не учат. Да и нет никаких «приемов», у меня, по крайней мере. Наблюдаю за поведением противника, стараюсь предугадать его действия, даю возможность начать первым (за исключением особых случаев), после чего опережаю в темпе. А как, чем и куда бить - обстоятельства подскажут. А начнешь приемы вспоминать, тут тебе и конец. То же и стрельбы касается, главное - знать, куда попасть хочешь, а не как мушку с прорезью совмещать.
Видно было, что у Романа имеется еще много вопросов, но по краткости знакомства и разницы в положении он решил до поры оставить их при себе.
– А сейчас давай начнем соображать, какое снаряжение с собой взять следует, чтобы на месте от воли случая не зависеть, потому что лететь нам с тобой аж за Пиренеи…
Следующие три дня Шульгин спокойно занимался подготовкой к командировке. Дел было столько, причем в совершенно разных отраслях и сферах, что ему приходилось, как старшему офицеру линкора в романе «Капитальный ремонт», присутствовать во многих местах одновременно. Почти в буквальном смысле.
Встречаясь с Лихаревым, он внимательно наблюдал за его поведением и словами. Очень хотелось прижать резидента прямым вопросом, зачем он все-таки послал чекистов за его семьей, но благоразумие останавливало. Пусть еще понервничает. Наверняка он убедился в полном алиби Шестакова: тот из Москвы не отлучался, и почти каждый его час можно было задокументировать по показаниям многочисленных свидетелей. Догадаться же заблаговременно установить слежку за наркомом по аггрианской методике он не сообразил.
Тогда у Валентина непременно должна созреть гипотеза, что налицо очередное вмешательство настоящего Шульгина. Сначала он снабдил Шестакова информацией по Лихареву, а потом решил…
Вот что придумал Александр Иванович - и это главная загадка для Лихарева, - предоставить наркому свободу рук, вывезя его жену и детей за пределы досягаемости кого бы то ни было, или, наоборот, взять его на свой крючок, выбив столь козырную карту из рук «соперника»?
Валентин теперь оказался в совершенно дурацкой ситуации. Затевать разговор с Шестаковым он не может, чтобы не лишить себя статуса друга и союзника. Возвратившиеся с Селигера опера не смогли рассказать ничего, кроме того что неизвестный человек приехал на кордон в разгар операции на броневике вместе с какой-то «спецгруппой», назвался комиссаром госбезопасности. Разогнал чекистов, переломал машины, убил Трайчука, который неизвестно зачем подставился, прикрываясь наркомовской женой. Еще нескольких сотрудников застрелил егерь из винтовки. Уцелевшим ничего плохого не сделал, просто запер в сарае. Когда и как грозный «комиссар госбезопасности» уехал, не видел никто.
Стиль проведения операции чрезвычайно походил на манеру Шульгина и никак не укладывался в возможности нынешнего Шестакова.
Поэтому, уже накануне отъезда в Испанию, Лихарев как бы между прочим, между практическими советами и напутственными словами, по-товарищески осведомился, каким образом Григорий Петрович решил вопрос с семьей. Раньше-то уже был разговор, что живут они у Власьева на Селигере и возвращаться в Москву до полного прояснения обстановки не собираются.
– Сейчас вы уезжаете на неопределенный срок и с негарантированным результатом. Может, от меня какая помощь требуется?
– Не затрудняйся. - Прозвучали слова Шестакова холодно, никак не созвучно доброму порыву Лихарева. - Все, что нужно, сделано и делается, тут я спокоен. А тебе зачем лишняя головная боль?
Так и остался Валентин в неведении, в курсе ли Шестаков случившегося или по-прежнему уверен, что лесной кордон и пожилой егерь - достаточная гарантия безопасности его семьи.
Сталин принял Шестакова последний раз вечером накануне вылета, выслушал доклад, не вдаваясь в подробности. Мелочная опека - не его стиль. Цели ясны, задачи определены, дальше дело за исполнителями.
– Надеюсь, товарищ Шестаков, вы не рассорите нас с нашими нэ до конца определившимися друзьями, предполагаемыми врагами и нейтралами, которые совсэм нэ знают, чего им хотеть? Особенно не добившись желаемого результата, - словно бы в шутку сказал вождь, пожимая на прощание руку.