– Это еще кто кого, - улыбнулся Шульгин. - Я сейчас уеду, вернусь ли живым - не знаю. Давайте завтра устроим посиделки с новым наркомом обороны. Постараемся так, чтобы вы с Иосифом Родионовичем стали друзьями или хотя бы единомышленниками…
– Помню, - с мечтательной улыбкой сказал Заковский, - как мы его дивизию ущучили под Пологами в девятнадцатом. Говорят, ускакал на коне охлюпкой[48], и сам босиком, только красные шаровары успел натянуть…
– И об этом вспомните, молодость всегда прекрасна, а старые обиды легко забываются. Да и обид скорее всего не было. Они ж вам тоже потом прилично накидали? Хотя бы и под Екатеринославом…
– Вы прямо Мефистофель какой-то, Григорий Петрович. Я уже с нетерпением жду свидания с коллегой. Безусловно, в вашем присутствии. Вы удивительно умеете людей сводить и с ними сходиться. Как тот раз с Лихаревым в машине… Его я давно знал, вас - совсем ничего, и обстановка была самая пугающая, и вдруг так легко все разрулилось… Без крови и с наилучшими для всех последствиями.
– Характер у меня такой. Легкий. С другим что на царском флоте, что в коридорах власти сложно выжить. Но я вот что скажу - в условиях диктатуры…
Заковский очевидным образом напрягся.
– Пролетариата, я имею в виду, а вы что подумали? Так в условиях означенной диктатуры единственно правильной методикой для ее участников является установление и развитие
– Да, пожалуй, - после тяжелой паузы ответил Заковский.
– Вот на этом и закончим, чтобы не ставить друг друга в сложное положение. У вас гостей обедом кормить принято?
– Да это в секунду.
Заковский нажал коленом кнопку под столом, и тут же появился адъютант.
– Столик, это, накрой в комнате отдыха…
– Есть…
Обычно у крупных начальников в то время имелось под рукой от трех до пяти секретных кнопок: под столом, на столе, внутри письменного прибора и так далее, в меру фантазии. У Шестакова так же было.
Пока они докуривали, в комнату отдыха через секретную дверь проникли подавальщицы, обе не менее чем в сержантских званиях, и сервировали «достархан» в лучшем виде.
Заковский не стал занимать кабинет Ежова, может, из суеверия. Приказал оборудовать для себя совсем другой, на пятом этаже, присоединив к нему два смежных помещения. Получилось даже лучше. Светлее, просторнее и приятный вид из окон.
– Насколько я могу на вас рассчитывать, если по-настоящему? - спросил главный чекист, без всякого удовольствия разжевывая бутерброд с черной икрой.
– Соразмерно, - ответил Шульгин. - Если в нашем положении и в нашем кругу возможна какая-то степень доверия, то я вам ее предлагаю…
Он протянул через стол руку. Заковский ее пожал с явственной надеждой в глазах.
– Давай - на «ты»…
– Конечно, Лева. Я - царский гардемарин, ты - махновский контрразведчик. Согласен, что есть повод договориться?
– Есть, Гриша.
Тут и выпили, глядя друг на друга внимательно. Разумеется, каждый умел уловить в собеседнике даже намек на ложь и криводушие. Кажется, не уловили. Вздохнули облегченно.
Шульгин, словно вспомнив к случаю, спросил небрежно:
– А кто такой капитан Трайчук, знаешь его?
– Подожди… Да, помню. Из отдела Шадрина. Люди говорят - редкая сволочь. На общем фоне…
– Как у Бабеля? Папаша Мендель Крик слыл среди биндюжников грубияном…
– В этом роде. А почему спросил? Пересекались?
– Лично нет, но кое-что слышал. Если его больше нет с нами, горевать не будешь?
– Шлепнули? А кто?
– Пока не готов ответить. Возможно, те, кому он дорогу перешел. Ты лучше выясни, под кем он ходил и чьи приказы до сих пор выполнял. Что ежовец неисправимый - факт, не требующий… А непосредственно кому шестерил? Кстати, Шадрина выпустили? Он наш человек, как мне известно?
– Много тебе известно, - усмехнулся Заковский. - Первым делом выпустили. Хорошо, забить до смерти не успели, но потрудились над ним крепко. Я его прямо оттуда в нашу больницу отправил, а потом, наверное, в Мацесту путевку дадим.
– Вот-вот. Верные кадры надо беречь, затаившихся врагов выкорчевывать со всей пролетарской принципиальностью. А к Шадрину охрану советую приставить. Мало ли что…
На том и сошлись.
Когда назавтра Шульгин явился на базу спецотряда (это все было в центре Москвы, чуть подальше Донского монастыря}, старший лейтенант встретил его в полной готовности.
Сашка кстати, спросил у Заковского, под какой легендой он представлен Гришину.
– Пока мы не согласовали, я сказал - товарищ из Главного штаба. Не уточняя, из какого именно. По званию - комдив. Пойдет?
– Для начала - вполне.
Вошли в огромный зал, где раньше могли давать обеды на двести персон московского купечества, а сейчас занимались физкультурники и спортсмены, судя по запаху и общему беспорядку.
– Так, показывайте мне вашу гвардию, - дружелюбно обратился он к старшему лейтенанту.
Гришин показал. Как и требовалось, десять человек, все не старше двадцати пяти лет, в форме с петлицами от сержанта до лейтенанта, на гимнастерках, как тогда было принято, значки «ГТО». У одного - медаль «За боевые заслуги».