Одиссей покидает Итаку

Ощущение близости войны было у Рычагова почти физическим. И вдруг, налагаясь на все это, с отвратительной четкостью возникло ощущение, несмотря на яркое солнце и бьющий в лицо ветер, что он не здесь, не в кабине истребителя, а в мрачной, провонявшей парашей и карболкой камере, и все окружающее ему только грезится, как после особо пристрастных допросов мерещилось небо Испании.

Рычагов свалил «Чайку» в пике, крутанул несколько нисходящих бочек, то влипая в чашку сиденья, то повисая на ремнях, снова горкой набрал высоту, и немного отпустило, пусть и не до конца…

Вернувшись в Минск, остальные двое суток Рычагов уже практически не спал. Доложив обстановку Маркову, он уехал в свой штаб и полдня работал над последним предвоенным приказом, без всякой дипломатии ставя задачи полкам и дивизиям.

Вновь приехал в штаб округа и, глядя как Марков черкает толстым красным карандашом черновик, пишет на полях поправки и дополнения, Рычагов впервые — раньше недосуг было — попытался понять: а что же такое командарм Марков?

Он видел всяких общевойсковых командиров, и они часто ставили ему задачи, а он их исполнял, но всегда это были задачи общего, оперативного характера, выражающие конкретные потребности войск, без учета специфики и возможностей авиации как самостоятельного рода войск: бомбардировать, прикрыть, уничтожить. А как, чем, почему — несущественно.

Марков же писал такое, что даже ему, начальнику ВВС, было в новинку, и только сделав усилие, он проникал в глубину и целесообразность мысли командующего.

К примеру: «Бомбардировщикам нанести массированные удары по аэродромам противника, имея следующее построение: группа разведки объектов действия, эшелон обеспечения, эшелон бомбардировки, группа контроля, группа прикрытия отхода от цели. Эшелон обеспечения состоит из группы наведения и целеуказания, группы подавления ПВО, группа прикрытия отхода задерживается над целью и не допускает взлета уцелевших самолетов противника. Всем командирам полков и эскадрилий в обязательном порядке иметь графики подхода по времени и высоте, такие же отхода, схемы маневрирования над целью»… Рычагов служил в авиации десять лет, но о таком и не думал. Нормальным считалось, когда самолеты грамотно выходили на цель и вываливали бомбовой груз, а там как бог на душу положит… Он попытался представить в натуре то, о чем писал Марков. Удивительно красиво и рационально. Общие потери удастся свести к небывало низким цифрам. Но он-то, Рычагов, понял это только сейчас, а смог бы он сам, без чужой помощи, это придумать? И честно ответил: повоевал бы с год да выжил — смог бы.

Но Марков вообще никогда не воевал в авиации!

Рычагов испытал нечто вроде мистического восхищения. Как обычный человек, наблюдающий игру шахматного гения на тридцати досках вслепую.

Но Рычагов понимал и то, что указания Маркова, увы, пока не исполнимы в полном объеме. Не тот уровень подготовки летчиков, не та слетанность. Тем не менее пробовать надо. Не выйдет сразу — выйдет по частям, но потери все равно будут меньше. И последние сутки Рычагов потратил на то, чтобы хоть в первом приближении осуществить идеи командующего.

С вечера субботы все самолеты округа были на исходных позициях. Подвешены бомбы и «РС», заряжены пушки и пулеметы, готовы к работе заправщики и машины-пускачи, экипажи сидят под крыльями. Всем пилотам выдан американский тонизирующий шоколад, полковые врачи имеют запасы фенамина и схемы его использования для поддержания сил летчиков.

Те, кто сегодня выживет, смогут сделать по пять-шесть вылетов, а значит, наши ВВС, на день 22 июня несколько превосходящие силы люфтваффе количественно, но уступающие им качественно, за счет невозможного для немцев боевого напряжения получат как бы тройное превосходство. Если же обратиться к идее стратегической внезапности, на которую и делают ставку гитлеровцы, то введя новый критерий — «стратегическая внезапность обороны», — наша авиация имеет великолепный шанс за первые сутки если и не завоевать господство в воздухе, то добиться такого паритета, который, с учетом морального перевеса, создаст возможность превосходства в ближайшие дни.

И тогда вся идея блицкрига рухнет просто потому, что строилась она именно на этом — абсолютном господстве в воздухе! Наши войска, лишенные прикрытия сверху, видимые, как на ящике с песком, не знающие положения не только противника, но и своих соседей, геройски умирали, избиваемые с фронта, флангов, тыла и сверху! Пытались вырываться из клещей и мешков, тоже не зная — куда, в какую сторону. Не имели огневой поддержки, снабжения и связи — тоже поэтому. Из-за висящих над головой «юнкерсов», «хейнкелей», «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Кадровые дивизии растрепывались начисто на марше, не имея даже шансов дойти до соприкосновения с врагом — и все из-за этого трижды проклятого вражеского господства в воздухе. А как же иначе, если к полудню первого дня войны мы потеряли тысячу двести боевых самолетов?

А если все будет наоборот?