Одиссей. Владычица Зари

Солнце уже поднялось и засверкало на золотых доспехах Скитальца. Он стоял один наверху, приготовившись выпустить стрелу. Сияло солнце, царила тишина, корабль слегка покачивался на якоре, а Скиталец ждал, глядя вниз и нацелив стрелу на край настила, готовый выстрелить в первую же голову, которая из-под него покажется. Вдруг несколько матросов бросились к защитному ограждению, сорвали прикрепленные к нему щиты и кинули тем, кто стоял внизу, в Скитальца полетели копья. От нескольких он уклонился, другие отскочили от его доспехов, третьи вонзились в алтарь и в фигуры богов-карликов, а вот его собственные стрелы все точно попадали в цель, и при этом он зорко следил за ближайшим к нему люком, из которого можно было спуститься по трапу в нижнюю часть судна, где сидели гребцы, ведь именно оттуда можно было ждать нападения. Доставая стрелу из висевшего за плечом колчана, он краем глаза заметил тень на палубе. Мгновенно обернулся и увидел прямо над своей головой матроса, тот взобрался на мачту за его спиной и готовился прыгнуть на него сзади. Скиталец схватил короткое копье и метнул в матроса. Копье полетело быстрее мысли и пригвоздило обе руки матроса к рее мачты, он беспомощно повис, издавая отчаянные вопли. А Скиталец продолжал осыпать стрелами матросов, стоящих на корме, они падали, в ужасе крича, что это не человек, а бог, иные сами прыгали за борт и плыли к острову.

Видя, какая паника охватила врагов, Скиталец не стал более медлить, он выхватил свой короткий меч и бросился на них с криком, какой издает орел, кидаясь на чаек в расщелине скалы. Его меч рубил и колол бешено, яростно, никого не щадя, упиваясь местью и ликуя. Гребцы валились на скамьи и на весла, кому-то удалось взобраться по трапу на палубу, и они кидались за борт, те, кто не смог убежать, падали на месте, сраженные мечом, не успев даже нанести удара. Один только капитан, видя, что всё потеряно, повернулся к Скитальцу и бросил копье ему прямо в лицо. Но Скиталец заметил молниеносное движение и наклонил голову, так что копье попало в золотой шлем и пронзило его навершие, но не коснулось головы. Скиталец прыгнул на капитана, с такой силой ударил его по голове плоской поверхностью клинка, что тот без чувств рухнул на палубу, потом связал ему веревками руки и ноги, как еще совсем недавно был сам связан, и крепко приторочил к железному брусу в трюме. Потом стащил своими могучими руками мертвых к ограждению носовой части палубы и сложил их там – зловещая жатва побоища. На мачте висел, пригвожденный копьем к рее, матрос, который подкрался к Скитальцу сзади.

– Ты все еще здесь, приятель? – насмешливо спросил Скиталец. – Не убежал вместе с дружками-разбойниками, решил остаться, хочешь наняться к новому хозяину? Что ж, оставайся, да хорошенько смотри вперед – скоро ли покажется устье египетской реки и невольничий рынок, где ты продашь меня за хорошие денежки.

– Ты все еще здесь, приятель?

Но несчастный уже испустил дух, не выдержав мучительной боли.

Скиталец расстегнул и снял свои золотые доспехи, достал пресной воды из трюма, чтобы помыться, потому что был весь в крови, как лев, растерзавший быка. Потом расчесал золотым гребнем свои длинные темные кудри и стал собирать стрелы, извлекая их из убитых сидонцев, из досок палубы и ограждения, вычистил и вымыл их и положил в колчан. Потом снова надел доспехи, но при всей своей силе не смог вытащить копье из золотого шлема, не повредив его, поэтому он выдернул древко и надел шлем с наконечником, вонзившимся в его навершие, как того пожелала Судьба, положив тем самым начало всем злоключениям и бедам. Подкрепившись хлебом и мясом и выпив вина, он сделал возлияние своим богам. Потом втащил на корабль служивший якорем тяжелый камень, который было не под силу поднять и двоим, и сел у кормила. Крепкий северный ветер с Эгейского моря надул паруса, и корабль поплыл на юг, к устью Нила.

IV. Кроваво-красное море