'Одиссей' за 1996 год

Похоже, монахи оказались в некотором затруднении и смущены, не находя для своего досье иного решающего аргумента в пользу святости, кроме как детородной способности. Это угадывается в прологе, старательно оправдывающем усвоенный взгляд. Мир, пишет автор, движется к своему закату. Атаки Злого Духа множатся, и где же искать прибежища, как не в молитвах и не в духовных заслугах святых? К счастью, провидение распределило святость по всем "ступеням" общественных состояний. Среди святых есть даже женщины. И даже замужние. Но с тем обязательным условием, что они Матери. Так что вполне может статься, матери окажутся "вписаны в книгу жизни на основании своих заслуг и заслуг своих сыновей ". Тем не менее, дабы уничтожить последние сомнения, биограф полагает необходимым показать, чем хорош статус супруги. Оправдывая замужество, он цитирует Павла ("melius est nubere quam uri")- брак представляется средством против похоти; он напоминает, что, "по закону", именно многочисленное потомство возвеличивает брак; он утверждает, наконец, необходимость жизни в целомудрии, "без чего нет ничего хорошего". "Конечно, девство - это хорошо, однако доказано, что целомудрие после деторождения прекрасно". Опираясь на указанные положения, бенедиктинский монах в состоянии констатировать, что замужняя женщина может быть святой. И делает он это, не подрывая никаких основ, с клюнийской discretio, остро чувствуя социальную своевременность такого шага. Предложенный им образ совершенных семейно-брачных отношений вполне согласуется со Св. Писанием и учением Августина. Однако, поскольку житие обслуживает интересы благородно

242 Картина пира в обыденном сознании

го дома, автор стремится избежать чересчур явного несоответствия между примером, предлагаемым для подражания, и той системой ценностей, к которой остается привержена высшая аристократия. Две морали здесь подгоняются одна под другую, мораль церкви и мораль линьяжа. Я говорю не только о прославлении могущества и богатства, которым расцвечено всякое деяние героини. Две модели поведения приводятся в соответствие главным образом по двум позициям. Прежде всего, когда утверждается, что участь женщины - быть под властью отца, который отдает ее, кому пожелает, мужа, который ею руководит и ее контролирует, затем старшего из сыновей, наконец, когда этот последний выживает мать, лишнюю обузу, из дому, монахов семейного монастыря, одно из назначений которого как раз в том и заключается, чтобы принимать женщин линьяжа, из линьяжа вытесняемых, когда те перестают быть полезны. С другой стороны, согласие достигается в том вопросе, что супруге предначертано содействовать славе линьяжа, доставляя ему детей, предпочтительно мальчиков и желательно доблестных. Провозгласить таким образом представление, какое в начале XII в. главы аристократических домов составили себе о женщине и семейно-брачных отношениях, соответствующим божественному замыслу, - не это ли наилучшее средство незаметно, как бы между делом и не настаивая, заодно внушить им мысль, что брачный контракт должен заключаться согласно "обычаям католической церкви" и было бы желательно, чтобы супруги обнаруживали видимость, по меньшей мере, целомудрия?

Пятьюдесятью годами раньше еще один женский образ был представлен другим или, вернее сказать, двумя другими текстами, являющими собой две последовательные версии одного и того же жития и датируемыми XI в. Образ этот иной. Ибо система представлений, с которой он осознанно согласован, я полагаю, не аристократическая, а народная. Конечно, героиня повествования Годелива - из хорошей семьи, "от славных родителей". Она носит германское имя. Второй биограф даже находит нужным его перевести: сага Deo. Имя это замечательно подходит святой, настолько замечательно, что можно задаться вопросом, не является ли вымыслом оно либо сам персонаж? На этот счет мы можем быть спокойны, Годелива действительно существовала. Сведения о ее происхождении бесспорно точны; ее отец, Хейнфрид из Лондфора в Булоннэ, упоминается также в грамотах того времени. Он был вассалом Эсташа Булонского, мужа Иды. Род этот не так вознесся, однако его представители стояли высоко над народом, по ту сторону четкой границы, какую прочертил между господствующими и подвластными сеньориальный способ производства. Если я отметил народный элемент, то затем, что рассматриваемое жизнеописание не было составлено по просьбе славного семейства монахами семейного монастыря. Почитание, объектом которо

Ж. Люби. Почтенная матрона и плохо выданная замуЛ 243