'Одиссей' за 1996 год

Сразу же после докторской диссертации, продолжая разрушать "классовый" детерминизм, Ю. М. Лотман пошел еще дальше. В статье "Истоки "толстовского направления" в русской литературе 1830-х годов" (1962) он убедительно показал, что наряду с хорошо изученной линией художественного "реализма", идущей от Пушкина и Лермонтова к Гоголю и к натуральной школе, в литературе и искусстве тех лет стала создаваться и другая тенденция, нашедшая отражение и у позднего Пушкина, и у Лермонтова, и у Гоголя, а в живописи -у А. А. Иванова, и условно названная "толстовской": утопическая вера в патриархальный строй, в свободного труженика, вера, сочетаемая с неприятием цивилизации, современных общественно-политических систем, и художественное воспроизведение идеальной, гармоничной, патриархальной жизни.

346 Памяти К). М. Лотмана

Одновременно в этой и в созданной параллельно статье "Идейная структура "Капитанской дочки"" (1962) Ю. М. Лотман по-новому раскрывает и художественное, и этическое значение творческих исканий позднего Пушкина, наиболее глубоко выраженных в "Капитанской дочке": социальные интересы и пристрастия разных сословий-реальный факт, они раздельны и даже антагонистичны, но над ними возвышаются проявления человечности, милосердия, которые и оказываются самыми ценными для Пушкина 1830-х годов; отсюда вытекает в повести подчеркивание "незаконных" индивидуальных милостей и Пугачева, и Екатерины II. Так у Пушкина и у Лотмана общечеловеческие свойства ценностно возвышаются над классовыми, так разрушаются марксистские догмы.

Ю. М. Лотман до самой кончины оставался безрелигиозным мыслителем, хотя и жил в окружении ближних, принявших христианство. Но очень рано он утвердил для себя и по мере цензурных возможностей проводил в печать общечеловеческие приоритеты, возвышая их над классовыми и национальными категориями.

Последовавшее в 60-х годах увлечение структурализмом, где господствовали четкие бинарные оппозиции, амортизировалось у Ю. М. Лотмана - и чем далее, тем основательнее - целым рядом противостояний, своеобразных оппозиционностей бинарным оппозициям. На самых высоких уровнях - крупномасштабными ценностями типа отмеченного "общечеловеческого". В рамках же самих оппозиций, особенно в свете культурологических и семиотических интересов исследователя, больший интерес проявляется не к противостоянию элементов, а к их взаимосвязанности, к их дополнительности в смысле известного принципа Нильса Бора: так, например, Лотман создал целое учение о необходимости существования для плодотворного развития культуры по крайней мере двух взаимодополняющих друг друга "языков": знакового и иконического, письменного и звукового и т. п. Открытие разных функций двух полушарий головного мозга человека дало новые толчки этому учению, сблизило Лотмана с ленинградскими нейрофизиологами и психологами, стимулировало совместные труды и конференции.

Заметим также, что и в семиотико-структуралистских штудиях, и в "традиционных" исследованиях о русской литературе конца XVIII-начала XIX в. Ю. М. Лотман постепенно усиливает внимание к динамике, к процессуальности, к диалектике противоречий: его все больше интересует не статическая картина мира, а поток, пульсация, мерцание, переходы и переливы.

Так, роман Пушкина "Евгений Онегин" рассматривается прежде всего как произведение, наполненное нарочитыми и невольными противоречиями, как произведение принципиально не законченное.

Растет вообще интерес исследователя к произведениям незаконченным и к неосуществленным замыслам (например, делается попытка восстановить замысел произведения, зафиксированного Пушкиным в списке предполагаемого всего лишь одним словом: "Иисус"), к исторически не

Б.Ф.Егоров. 06 изменениях в методе Ю. А1. Лотмана ____ ___ 347

закрепленным, но очень важным диалогам (например, реконструируются беседы Николая 1 с Пушкиным и А. Иванова с Н. Чернышевским). Характерна в этой связи попытка так повернуть содержание сомнительных мемуаров, чтобы и из них извлечь рациональное историческое зерно (см. ст. "К проблеме работы с недостоверными источниками", 1979).

Естественно, что при такой методологии не остается места механистической, застывшей дихотомии. И недаром Ю. М. Лотман все более и более склоняется к триадам, явно пренебрегаемым на заре его структуралистских интересов. Началось, пожалуй, с признания триадичности западной христианской культуры (рай - чистилище - ад), противопоставляемой в этом отношении "двоичной" русской, где отсутствует срединный член (эти идеи Лотман развивал в ряде работ, написанных совместно с Б. А. Успенским). А постепенно исследователь стал все больше интересоваться триадами и в русской культуре, хотя в целом он ее так и не считал триадической.