К сказанному надо прибавить еще один прием, рассчитанный на то, чтобы усилить интерес слушателей к происходящему во второй половине поэмы. В то время как все (кроме Телемака), убеждены, что Одиссей погиб и никогда не вернется,[1713]
на самом деле они говорят это в его присутствии, и слушатель каждый раз ожидает, что Одиссей не выдержит испытания и откроет свое инкогнито. В конце концов так и происходит при его встрече с Лаэртом, но к этому времени всякая необходимость в маскировке для Одиссея уже отпала. Своей вершины эта “трагическая ирония” достигает в пожелании женихов, чтобы боги свершили все, о чем их молит “нищий” (17. 12-114).С композиционной точки зрения важно, что повествование, составляющее кульминацию поэмы, развертывается в рамках симметричной структуры: кн. 22 + 23. 1-343, легко объединяющиеся по содержанию в одну рапсодию, делятся на три части: 22. 1-329 — убийство женихов; 22. 330-501 — события, происходящие после убийства; 23. 1-343 — соединение супругов. Таким образом, две почти равновеликие крайние части (329 и 344 стиха) обрамляют среднюю (172 стиха). Добавим к этому, что первая часть в свою очередь тоже дает симметричное членение на три отрезка: два крайних по 125 стихов каждый окружают средний (79 стихов).
Кульминация “Одиссеи” — наиболее значительный, но не единственный случай симметричной организации материала вокруг сюжетообразующего центра.
Встреча Одиссея с Навзикаей, открывающая перед ним возможность возвращения на родину, построена аналогичным образом. Одиссей выбирается из кустов и предстает перед девушкой (6. 141-211); его омовение и угощение (212-250); сборы Навзикаи в обратный путь и наставления Одиссею (251-321). Соотношение трех отрезков: 71-39-71 стих. Наоборот, встреча с Полифемом играет роковую роль в судьбе Одиссея ибо, хоть ему и удается избежать гибели, он навлекает на себя месть Посидона, которая становится причиной многих его бед. Вот как строится этот эпизод: ослепление Полифема (9. 336-414); Одиссей со спутниками выбирается из пещеры (415^470); Одиссей дразнит Полифема и тем побуждает его обратиться с просьбой об отмщении к Посидону (471-546). Соотношение трех отрезков: 79-56-76 стихов.[1714]
Если симметричная структура концентрирует внимание слушателей на наиболее значительных по содержанию отрезках текста, то рамочная композиция придает обычно некоему эпизоду или описанию самостоятельное значение. Уже известный нам и наиболее яркий пример — история шрама на ноге Одиссея. Однако прием этот встречается не один раз и в других частях поэмы. (1) Евриклея занимает особое место в доме Одиссея (1. 424-439; лексическое оформление: “факел неся”). (2) Краткое описание Олимпа (6. 41-47; лексическое оформление: “туда удалилась” Афина). (3) Наставление Афины Одиссею (7. 15-42; “мраком его окружила”). (4) Рассказ Одиссея с целью получить теплый хитон (14. 468-503; “о для чего я не молод!”). (5) Одиссей с Телемаком выносят из зала оружие (19. 1 сл. — 51 сл.; Одиссей “смерть замышлял женихам”).[1715]
Композиция “Одиссея” в целом и дополняющие ее приемы, развитие главного сюжетообразующего мотива и целого ряда других (о чем подробнее — в примечаниях) свидетельствуют о такой целенаправленной и продуманной организации материала, которая, казалось бы, не допускает даже мысли об участии в создании поэмы нескольких авторов. Так, собственно, думали и в древности. В частности, Аристотель признавал гомеровские поэмы образцовыми произведениями с точки зрения объединения каждой из них вокруг одного центрального события.[1716]
Самое большее, на что могли пойти александрийские филологи уже в 3 в. до н.э., это заподозрить, что “Илиада” и “Одиссея” написаны разными поэтами. Таких людей называли хори-зонтами (“разделителями”), но и против них был найден довод: “Илиаду” Гомер написал-де в молодости, когда людям свойственно увлекаться бранными делами, а “Одиссею” — в старости, когда человека больше привлекают покой и домашний уют. На этом спор об авторе обеих поэм античные филологи считали законченным, — если бы они знали, сколько копий будет сломано вокруг этой проблемы 2000 лет спустя, когда история и содержание гомеровского эпоса станут предметом столь знаменитого и столь же далекого от окончательного решения гомеровского вопроса![1717]