Одиссея батьки Махно

Белаш сел, на бледном лице его выражалась решимость: или — или. После долгой паузы и перешёптываний поднялся Куриленко:

— Вот что, товарищи повстанцы, скажу честно, меня тоже тошнит от большевиков, впрочем, как и Белаша и батьку. Но, если мы сейчас отклонимся от союза с ними, завтра может быть поздно. Врангель снюхается с поляками, там ещё, глядишь, добавится и Румыния, и мы получим такую гремучую смесь, что вспомним Деникина как родного дядю. Я предлагаю поддержать решение Совета, а тех, кто будет против, считать союзниками Врангеля.

— Ого-о-о, — раздалось от двери.

Выступление Куриленко переломило настроение колеблющихся. Белаш немедленно провёл голосование за одобрение союза с Красной Армией. Одобрили почти единогласно, отказался голосовать Пархоменко, воздержался Попов. Ох, печёнкой он чуял, старый анархист-террорист, откуда нагрянет беда и, наверно, не раз пожалел, что принародно хвастался по пьянке: «Зарублю 300 коммунистов, тогда успокоюсь». Зарубил уже 190, помогая Голику, но за это никакой амнистии от Москвы ждать не приходилось.

После этого без каких-либо трений избрали делегацию в Харьков, — как и советовал ему накануне батька.

Распуская совещание, Белаш, предупреждённый заранее Нестором, сказал:

— Товарищей Куриленко и Каретника прошу задержаться ненадолго.

Когда все вышли, Махно сказал с лёгким упрёком:

— Что ты, Семён, бе-ме, так и не сказал ничего путного. Конечно, знаю я, в битве ты орёл, но в разговоре... В общем, так, отныне главнокомандующим будет Куриленко, а Каретников — командармом. Ты не обидишься, Семён?

— С чего бы?

— Ну и молодец, — похвалил Махно. — Понимаешь, главкому придётся ехать подписывать договор, который составят наши посланцы в Харькове, а ты с твоей «говорливостью» заговоришь союзников.

— Тем более непримиримых, — усмехнулся Белаш.

— Ты верно заметил, Виктор. Опять у нас шаткий союз непримиримых. Ты — начальник оперативного отдела. Свяжись с врангелевскими махновцами, предупреди, чтобы раньше времени не высовывались, напротив, являли бы Врангелю полное миролюбие. И лишь по нашей команде выступили бы разом. Тогда он мигом уберётся в Крым.

На следующий день Белаш докладывал Нестору:

— Пархоменко уехал со своими хлопцами.

— Ну, вольному воля.

— Это будем считать дезертирством ?

— Не стоит, Виктор. Я вполне понимаю его. И не осуждаю.

14. Первый приказ

К 18 октября Повстанческая Армия заняла позицию между 13-й и 14-й Красными Армиями от Чаплина до Синельникова. По приказу Махно Белаш отправил всем командирам-махновцам, завербованным Врангелем, приказ: повернуть оружие против белых.

Сидя в хате и морщась от боли в ноге, Махно слушал доклад Белаша, кому тот отправил приказ:

— Володину, Яценко, Савченке, Самко, Голику, Чалому. Кстати, последний занимает позицию перед нами.

— Хорошенькое дело, махновцы на махновцев, — прокряхтел Махно. — А где Володин?

— Володин далеко, в тылу под Никополем, видно, белые ему не очень доверяют.

— Володин-то выступит, а вот в Яценке и Савченко... я что-то сомневаюсь.

— Почему?

— Очень уж они лизоблюдничали перед Врангелем, нахваливали его в своих листовках: чуть ли он не спаситель России. А Чалого надо уговорить миром, не дело начинать со своих.

— Да я послал ему приглашение явиться на наш Совет вместе с начальником штаба, от твоего имени, конечно.

— Ну и правильно. Меня он скорее послушается. А как решили в штабе разделить нашу армию?

— Мы разделили её на 4 группы, из которых 3 оперативные и 1 резервная. Первой группой командует Марченко, и начштаба у него Тарановский.

— Численность?

— Три пехотных полка и два кавалерийских. Это 3 тысячи штыков, 1000 сабель и 100 пулемётов. Примерно такие же силы у 2-й группы.

— Кто командует?

— Петренко, начштаба Щусь.

— 3-й группой командуют Забудько и Огарков.

— Кто на резервной группе?

— Каленик с 2 тысячами штыков и Кожин с пулемётным полком и 500 сабель.

— Сколько у него пулемётов?

— 600 и все поставлены на тачанки.

— Вот это сила. Артиллерия?

— Три полных батареи.

— Когда заседание Совета?

— Примерно через час.

— Я не смогу, Виктор, нога разболелась, хоть волком вой. Пусть там командарм Каретников меня представляет. С Харьковом связывался?

— Да, говорил с Куриленко, он подписал договор. Вот с четвёртым пунктом они тянут, говорят, что вернёмся к нему после разгрома Врангеля.

— Конечно, большевикам не в струю этот пункт о Свободной Советской территории.

— Куриленко говорит, что-де всё согласовано с Москвой, дело за Украинским правительством, божатся, что вот-вот подпишут.

— Кто ж поверит в большевистскую божбу? Ну да ладно, влезли в кашу, надо расхлёбывать, после Совета сразу ко мне, расскажешь, что решили.

На Совете, где были почти все командиры, штабарм и многие анархисты, в президиуме сидели Белаш и, как всегда, молчаливый Каретников. Основным докладчиком выступил Долженко: