Одиссея батьки Махно

Когда Махно явился на лесную поляну, то увидел стоявших полукругом человек двадцать конников-германцев.

«Ловушка», — решил Нестор и мигом повернул коня назад и в тот же миг услышал знакомый голос:

— Нестор Иванович, куда ж вы?

Махно обернулся и едва признал в подъезжавшем к нему венгерском гусаре Щуся.

— Феодосий — чёрт, ты ж меня напугал.

— А вы-то, — смеялся Щусь, — уже в штабс-капитанах обретаетесь. Чем же мы хуже?

Они съехались, сошли с коней, обнялись под одобрительные возгласы повстанцев.

— И как ты здесь оказался? — спросил Махно.

— Ну как? Вы же помните на конференции в Таганроге было решено к июлю вернуться в наш уезд. Вы махнули на Царицын, а мы — через фронт домой, чуть в лапы дроздовцам не попали.

— Кто этот Дроздовский?

— Деникинец. Рейдирует по Приазовью, вешает рабочих, крестьян налево-направо. Зверь.

— Что сейчас делаешь, Феодосий?

— Мы в основном помещиков громим, варту разгоняем. Бьём и немецкие разъезды, если попадаются.

— Сколько у тебя бойцов? Вижу многие в австрийской форме, кто в гетманской.

— Мы, когда берём в плен вартовцев, первым делом отбираем оружие, раздеваем, нам ведь одежда тоже нужна. А потом разгоняем.

— Расстреливаете?

— Ну, которые начальники, тех расходуем. А рядовых чё же? Многие мобилизованы, переходят к нам.

— Всё это хорошо, Феодосий, уничтожение помещиков, разгон варты. Ты знаешь, как дети дибривские тебя называют? Щусь — разбойник.

— Что с них взять? Дети, — усмехнулся Феодосий.

— Надо, брат, подымать весь народ на социальную революцию. И бить эту гидру — власть по головам, а не по хвосту.

— Чем бить-то? И с кем? С моей полусотней?

— Тут ты прав, с полусотней не навоюешь. Нужно подымать тысячи, десятки тысяч. Всех крестьян. Именно крестьяне могут смести любую власть. Наш учитель Кропоткин всё время это подчёркивает. Ну ладно, чего я тебя учу, ты сам понимаешь. Показывай свой лагерь.

Они направились вглубь леса. Забрались в самую чащобу. И наконец Щусь сказал:

— Вот наш «блиндаж».

Это, в сущности, была большая землянка, заглублённая до самой крыши. На земляном полу лежали раненые, все с оружием.

— Кто их лечит? — спросил Махно.

— Сами лечатся. Бабка Парамониха из села иногда наведывается, травку прикладывает, перевязывает.

— Лучше бы их в село переправить.

— Нельзя, державная варта то и дело является. Найдут раненого, запросто расстреляют. Тут, в Дибровке, как на грех, вартовского головы любовница, некая Филимончик, вот он и наезжает со всей кодлой.

— Я думаю, Феодосий, надо слить наши группы.

— Конечно. Гамузом сподручнее и батьку бити, — пошутил Щусь.

— Где тут у тебя мой заложник?

— А вон раненого поит.

— Пантюша, иди сюда, — позвал Махно.

Тютюник отложил ковшик, подошёл.

— Давай, Пантелей, быстренько к нашим, пусть правятся сюда в лес. Нечего там деревне глаза мозолить.

Вечером у костра Каретников, Махно, Щусь, Лютый и Марченко решали, что делать дальше? Все сходились на том, что надо идти в рейд по уездам и «обрастать» бойцами, добывать оружие, деньги. Но как быть с ранеными?

— Тяжёлых хочешь не хочешь придётся в селе оставить, — говорил Нестор, — а для легкораненых надо тачанки и чтоб на каждой пулемёт.

— На всех пулемётов не наберёмся, — сказал Щусь.

— Постепенно, не сразу, наберём. Каждая тачанка должна стать огневой точкой.

У костра появился встревоженный подросток, обратился к Щусю:

— Дядя Феодосий, в село варта наехала. Тятя послал сказать, что завтрева с утра они собираются вас убивать.

— Сколько их?

— Не знаю.

— Ну что? — оглядел Щусь собрание. — Надо готовиться к встрече.

— Надо разведку послать, — сказал Нестор. — Петя, позови Шкабарню.

Шкабарня понял всё с полуслова: сколько их, вооружение, где встали? И исчез в темноте вместе с подростком.

Воротился он уже за полночь.

— Значит, так, — начал Шкабарня, — их около сотни, табор разбили на церковной площади, на возах не менее пяти пулемётов.

— Немцы есть?

— Нет. Только вартовые.

— Секреты выставили?

— Не заметил. Я спокойно прошёл до самой площади. Вот часового на площади вроде выставили.

— Ну что? Встретим их на опушке, — полувопросительно сказал Щусь.

— Как ты думаешь, Семён? — спросил Махно Каретникова.

— Можно и так. Ну как мы у Гуляйполя, замаскировались, подпустили поближе и ударили.

— Они без разведки не пойдут. А разведка наверняка нас нащупает. Нет, тут что-то другое надо, — сказал Махно. — А что, если мы первыми нападём ни них. А?

— Вы что, Нестор Иванович, их вдвое больше нашего, — сказал Щусь.

— Ну и что? Ещё, кажется, Суворов учил бить врага не числом, а уменьем. Лучшая оборона — это нападение. Значит, так, — вдохновился сразу Махно. — Делимся на два отряда по тридцать человек. Ты, Щусь, заходишь с той стороны в село со стороны моста, мы отсюда, от леса, и идём с двух сторон к площади.

— Значит, пешими?

— Разумеется. Стук копыт часовой за версту услышит. Подходим к площади и забрасываем табор варты бомбами и гранатами. Уцелевших приканчиваем из винтарей. Ну как?

— По-моему, неплохо, — сказал Каретников.

— Отлично, — согласился Лютый. — То, что надо!

— А если дойдёт до рукопашной, — усомнился Щусь. — А мы ж, считай, все с ними в одной форме.