— Понимаете, Нестор Иванович, прибегаю на станцию: нет наших вагонов. Я туда-сюда: где они? Никто не знает. Вижу врут. Потом один сцепщик тихонько говорит мне: «Твои вагоны в дальний тупик загнали». Я туда. И верно, у чёрта на куличках, а главное, подпёрты ещё дюжиной полувагонов. Их вытаскивать на главный путь — полдня надо, это если паровоз есть. А у меня что? Руки вот.
— М-да, — нахмурился Нестор. — Подарили петлюровцам оружие. Тот раз — немцам, сегодня — Самокишу. Но если ещё раз возьмём Екатеринослав, найду этого умника и повешу на фонарном столбе. Героев надо награждать. А ты, Алёша, не расстраивайся, здесь и правда твоей вины нет.
— А что я вам говорил, — воскликнул торжествуя Шаровский. — Нестор Иванович? Погрузил бы я свои пушечки в ваши вагоны. С чем бы я сейчас был? А?
— Молодец, Вася, что не послушался тогда меня, — улыбнулся Нестор. — Быть тебе опять у нас начальником артиллерии.
Гуляйпольская «Свободная территория» и её призывы сделали своё дело. В Приазовье и на Херсонщине едва ли не каждое село или колония имели свой отряд, своего атамана. Этому в немалой степени способствовала частая смена правительства в Киеве. А тут ещё нависла белогвардейская угроза с Дона. Беспрерывные поборы: то немцами, то Центральной Радой, то гетманцами, а теперь и сичевиками Петлюры — возбуждали в крестьянах лишь ненависть к власти. Так что идеи анархизма, расходившиеся точно круги по воде из «Свободной территории», падали на вполне подготовленную почву: «Обойдёмся без власти, защитимся сами». И защищались как умели; а то ещё нападали на помещиков, грабили их. Всё в духе наступившего смутного времени: «Не зевай, кума, на то ярмарка!»
Белаш, посланный по отрядам с информацией о съезде, на который следует высылать делегатов, всякий раз намекал, что лучше всего делегировать на съезд командиров, хорошо знающих своих подчинённых, их нужды и желания. Зная, сколь велик авторитет Махно, Белаш старался каждого командира связать по телефону с батькой.
Так, на станции Орехово Белаш познакомился с командиром местных повстанцев, разбитным малым Дерменжи, матросом с «Потёмкина». Разговорившись с ним о встрече и сообщив об этом Нестору, Белаш получил от батьки новый приказ:
— Виктор, езжай в Жеребцы, там отрядом командует анархист Правда. Он инвалид безногий, мужик своеобразный, будь с ним помягче, что ли. Да и нацель его отряд на Александровск.
В Жеребцах Белаша встретила сплошная пьянь. Повстанцы бродили по улицам, орали песни, туда-сюда проносились тачанки, застланные дорогими коврами и подушками.
— Где Правда? — спросил Белаш.
— Нема правды, — отвечал один. — Одна кривда осталась.
Другой, однако, понял, о чём речь:
— Батько гуляет, а счас буде митинг, он и подъедет.
Народ сходился на площадь к шаткой трибуне. Пошёл туда и Белаш, встал в гомонившую толпу. Прошло с полчаса, а на трибуне никто не появлялся. Среди людей уже чувствовалось неудовольствие:
— Ну где они? Народ созвали, а сами...
— Нам шо, дела нема?
Белаш решительно направился к трибуне, взошёл на неё, толпа стала стихать.
— Товарищи, — начал Белаш, — обстановка сегодня очень тяжёлая. С севера на нас движется Петлюра со своими сичевиками, белые охватили нас с востока и юга. Красная Армия большевиков ещё где-то под Белгородом и пока ничем помочь нам не может. Мы рассчитываем только на свои силы. Я послан к вам от батьки Махно, чтоб договориться...
Вдруг за толпой появилась тачанка, запряжённая четверней. Кучер закричал:
— Расступись! Дорогу батьке!
В тачанке на подушках восседал Правда. Что это он, Белаш догадался по костылям, которыми тот размахивал.
— Кто это там говорить? — кричал Правда. — У нас свой штаб! Шо мне Махно! Я сам батько!
И толпа восторженно кричала ему в ответ. Белаш понял, чем можно было покорить этого «своеобразного мужика», и крикнул с трибуны:
— Да здравствует батька Правда! Ура-а!
Толпа подхватила это «Ура-а-а», и Белаш увидел, как по пьяному лицу Правды расплылась довольная улыбка. Едва ор стих, Правда закричал:
— Слухайте, дядьки! Будемо сидиты на вашей шии до того часу, поки ви нас як слид не напоите...
Возмущённый Белаш мигом сбежал с трибуны, протолкался к тачанке и, выхватив маузер, ткнул его под нос Правде:
— Ты как себя ведёшь? Ты революционер или мародёр?! Ну?!
— Так я ж это... так я ж шуткую, — забормотал смутившись Правда.
Белаш скомандовал кучеру:
— Гони к станции, там батько Махно на проводе.
Кучер вопросительно взглянул на Правду, тот скривился:
— Чи ты оглох, дурень. Гони куды велят.
В дороге, видимо, вспомнив свои антимахновские выкрики, Правда заробел и решил задобрить Белаша, вытащил из-под подушки четверть с самогоном.
— Сынку, на, потяни с горлышка.
— Спасибо. Не хочу.
У станции Белаш соскочил с тачанки, прошёл на телеграф, приказал телеграфисту:
— Звони в Пологи, Махно к телефону.
Два повстанца внесли на руках Правду.
— Махно нет в Пологах, — доложил телеграфист. — Сказали, что он уехал в Орехов.
— Звони в Орехов.
Однако и в Орехове Нестора уже не было.
— Сказали, что он с отрядом в бою, — сообщил телеграфист.