Одиссея генерала Яхонтова

Здесь тоже разрушали — для того, чтобы строить еще лучше. Сносить многоэтажный дом, стоящий на людной улице, сжатый другими домами, надо быстро и аккуратно. Эта профессия трудная и опасная — рушить дома. В русском языке такого слова нет, американцы называют специалистов этого дела словом хаусбреикер (домолом, если переводить дословно). Приезжавших из Европы, особенно из России, поражало, какие хорошие дома здесь ломают. А получилось так, что хаусбреикерами стало много русских, которые соглашались на меньшую оплату, на худшие условия страхования. Вообще в строительстве тогда работало много русских. Яхонтов узнал об этом, когда возобновилось его знакомство с Федором Плотниковым — Фредом Карпентером.

Федор-Фред как-то, отчаянно стесняясь, пригласил Виктора Александровича в рабочий клуб. Тот пошел и не пожалел. После долгого-долгого перерыва он услышал русские песни! А где бы он мог их слышать все последние годы? Яхонтов терпеть не мог пьяного ресторанного пения эмигрантов с его стандартным репертуаром — сначала «Очи черные», потом «Молись, кунак» и в завершение «Боже, царя храни». Здесь пели народные песни — пели трезвые рабочие люди, пели от души, отдыхая в кругу земляков.

Степь да степь кругом,
Путь далек лежит,
Там, в степи глухой,
Умирал ямщик…

Он поздно засиделся в рабочем клубе и поехал домой на такси. Мелькали ярко освещенные витрины, мигала реклама, когда поднялись на мост, в пол-неба встало сияние манхэттенских небоскребов… Путь далек лежит. Далек, ох, далек твой путь, генерал Яхонтов…

Но Америка все же воистину страна чудес. Буквально на следующий день Виктора Александровича пригласили на ужин в фешенебельный клуб и там представили мистеру Франсу, сенатору от штата Мэриленд. Сенатор взял быка за рога. Он сказал, что давно ищет такого человека, как генерал Яхонтов. Сенатор считает, что надо устанавливать деловые отношения с Россией, начинать надо с торговли, для этого он основывает корпорацию и предлагает генералу стать ее вице-президентом. Время — деньги. Нечего ждать, пока раскачается Белый дом, президент Кулидж — порядочный тюфяк, сенатор сам едет в Москву и приглашает с собой генерала. Вице-президент корпорации будет заодно и переводчиком.

— О’кей! — воскликнул ошарашенный Яхонтов, еще не веря в происходящее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Смена вех

Парижское сидение

В очереди таксистов, поджидающих пассажиров, первый, высунувшись в окно своей машины, говорил, почти кричал второму:

— Простите, подполковник, но вы плохо информированы. А у меня верные сведения, из абсолютно надежных источников… Большевики заставили графа сначала спилить под корень все яблони в его собственном саду, а потом сослали на Соловки…

В глазах его пылало эмигрантское безумие. При виде неторопливо подходящего, судя по всему, богатого пассажира в дорогом зимнем пальто, с дорогим американским чемоданом таксист преобразился.

Яхонтов по-английски сказал, куда ехать. Шофер не понял, переспросил. Виктор Александрович повторил, четко разделяя слова. Он не намерен был поступаться правами американца в этой Европе. Хотите долларов — извольте понимать. Шофер вызвал у него острую неприязнь. Яхонтов понял, что таксист, добавляя подробности, повторял последнюю эмигрантскую сплетню о судьбе писателя графа Алексея Николаевича Толстого, недавно вернувшегося на Родину. Расплачиваясь, он все же не смог себя пересилить и оставил на чай. Не щедро, но оставил. Таксист, рассчитывавший на американский размах, остался, однако, недовольным. Встретившись в тот день снова со своим приятелем-«подполковником», сказал:

— Помните, у вокзала ко мне американец сел? Жадный, сволочь… Но не в том дело. Простите, подполковник, вам ничего не известно о судьбе генерала Яхонтова?

— Известно, — не моргнув глазом, ответил тот, — его красные расстреляли вместе с Александром Васильевичем. (Он имел в виду Колчака.) А в чем дело, поручик?

Но «поручик» только рукой махнул, пробормотав: «Почудилось».

У Яхонтова не было никакого желания контактировать с «русским Парижем». Конечно, без такси не обойтись, но Виктор Александрович владел языками достаточно хорошо, чтобы не выдать своего происхождения. От театров лучше воздержаться — наверняка наскочишь на кого-нибудь из петербургских знакомых. А вот в Лувре надо побывать. Эмигранты туда вряд ли ходят, там не принято митинговать.

Неизвестно, сколько дней придется ждать визу. Сенатор Франс даст телеграмму, куда ехать, откуда он сможет выехать в Россию, ведь Франция не имеет с нею отношений, кстати, не с «нею», Виктор Александрович, а с «ним» — с СССР. Если, конечно, «они» дадут разрешение. Яхонтов пытался представить человека, от которого конкретно будет зависеть — ступит он или не ступит на родную землю. Пытался — и не мог.