Одиссея генерала Яхонтова

«Во время революции 1917 г. я столкнулся лицом к лицу с конфликтом между классовой идеологией и национальными интересами; и с самого начала революции, к которой мои коллеги по посольству были очень враждебны, я чувствовал инстинктивно, так же как понимал осознанно, что я должен быстро выбрать между моим классом и моим народом в целом. В детстве меня учили, что личные желания должны быть подчинены интересам семьи — не только семьи как целого, но ее отдельных членов. Позднее, в учебных заведениях, находившихся под контролем государства, меня учили, что интересы семьи менее важны, нежели интересы страны. И, наконец, в юности я пришел к выводу, что всемирное благо важнее блага отдельной страны. Я помнил, что таким было и учение церкви, что французские энциклопедисты, уважать которых учили меня мои наставники и профессора, высказывали такие же идеи… Таким образом, выбор, который я в конечном счете сделал — стать на сторону моего народа в целом, а не только своего класса, — оказался достаточно естественным. Я помнил также, что знаменитая фраза «после меня хоть потоп» была сказана не представителем обычных людей, а циничным дегенератом из самого привилегированного класса, которого не заботило будущее своей страны и своего народа. Я не имел намерения становиться на такую точку зрения, хотя бы это и грозило мне остракизмом со стороны моего класса и сведением счетов со стороны моих коллег; было очевидно, что не все смогут одобрить мою позицию».

«Если революция и вооруженное вмешательство чужеземцев в дела моей родной страны побудили меня честно стать на сторону народа, то полнейшая лживость информации, приходившей из России, возбудили во мне желание вновь побывать на Родине и самому разобраться в действительном положении там. И чем больше я накапливал наблюдений за время нескольких своих паломничеств в Советский Союз, чем больше я вникал в проблемы, которые решались в СССР, тем больший интерес они во мне вызывали… Реальность, которую я увидел, побудила меня также пересмотреть многие мои старые взгляды на события в России начиная с 1917 года. Постепенно я пришел к выводу, что моя родная страна находится на верном пути к лучшей жизни. И я спросил себя: не является ли это несравнимо более важным, чем мой собственный комфорт и интересы того класса, к которому я принадлежал по рождению?

С моих ранних лет мне внушался кодекс патриота — дома, в школе, позднее — в армии. Но меня никогда прямо не учили, что я должен стоять со своим классом против всего народа. Нет, это делалось косвенно, классовое сознание культивировалось многими другими методами. Все было так устроено, чтобы отделить привилегированных от остальных: образом жизни, манерами и даже языком; все служило тому, чтобы развести патрициев и плебс по двум резко различающимся мирам… Подобно подавляющему большинству офицеров в царской России, я был избавлен от необходимости делать выбор в дореволюционное время; тем более я никогда не был ни дельцом, ни помещиком, когда же произошла революция, я, конечно, должен был сделать выбор; но дело тогда прояснялось, и у защитников старых порядков мотивы классовой заинтересованности становились все более очевидными. Я мог последовать за лидерами, которые, насколько я был в состоянии видеть, имели четкие взгляды на отношения между классами и хотели победить революцию, чтобы сохранить свои привилегии; или же я должен был отойти в сторону и последовать велениям своей совести. Я сделал последнее, и думаю, что не должен был делать ничего иного. Я никогда не сожалел о своем решении. Напротив, оно стало источником счастливого чувства, что я сделал правильный поворот, что передо мной лежит ясный, верный путь, по которому я пойду всю свою оставшуюся жизнь.

Естественно, задолго до революции я уже видел, что нужны некоторые решительные перемены, хотя бы потому, что положение в стране при старых порядках определенно и неуклонно ухудшалось. Когда царь отрекся от престола, я должен был сохранять верность лишь своей стране. Таковой, по моей концепции, было соединение ее территории и ее населения. Мой собственный класс был лишь одной из частей этого целого, причем не был частью, которая имела бы какие-то особые права занимать доминирующее положение или действовать против народа в целом.