Одиссея генерала Яхонтова

Конечно, особое внимание Яхонтов уделял Японии. Он понимал, каким колоссальным успехом советской дипломатии было заключение советско-японского акта о нейтралитете от 13 апреля 1941 года. Понимал Яхонтов и то, что верить в слово японцев нельзя и СССР вынужден держать на Дальнем Востоке крупные силы. Горько было ему читать сообщения из Китая, где говорилось, что, как пес у сапога самурая, рядом с Квантунской армией стоят белоэмигрантские формирования во главе все с тем же атаманом Семеновым. Небось и ротмистр-«полковник» Тарханов ждет, когда из Токио дадут приказ ворваться на русскую землю и устраивать там «римские аллеи».

Многие вокруг него не верили, когда сообщали о зверствах японцев над американскими пленными, о том, например, что у живых офицеров самураи вырывают и съедают сырую, еще горячую печень. Но уж кто-кто, а Виктор Александрович понимал, что такое не придумаешь, что фашизм возрождает, искусственно поддерживает древние варварские традиции. И это ничуть не противоречит изысканности японской культуры. Немецкие фашисты тоже не безграмотны. Геринг вон велел дать операции по уничтожению с воздуха английского города Ковентри кодовое наименование «Лунная соната». Трудно было объяснить в американской глубинке чудовищность этого, ох как трудно! Просто не понимали они, что это ужасно, кощунственно, что это чудовищная пошлость.

Мечта и отказ от мечты

В лекторских скитаниях по чужим городам, под чужими звездами, над чужими водами (ах, как ни силься — не похож Гудзон на Неву, в самую темную ночь не похож!) вызревала мечта: вот все кончится, вот взовьется знамя победы над поверженным Берлином — и он попросится домой. Придет в посольство и подаст заявление. Не должны отказать. Уже посол Уманский тогда, в сорок первом, ясно дал понять, что он числит Яхонтова на своей стороне баррикад. Должны разрешить. В конце концов не столь уж велик вред, который он причинил когда-то Советской власти, своему Отечеству. Так и напишет в анкете — в гражданской войне не участвовал, в белой армии не был, ни в каких партиях не состоял» Какие, собственно, антисоветские действия он совершил? Выступил два-три раза с глупыми лекциями перед офицерами, дважды телеграфировал в Петроград протесты против Брестского мира. Вот и все.

Он «из компании Керенского»? Но ведь и Верховский был из той же компании, А нынешний советский посол в Англии Майский некогда был меньшевиком, даже видным — он был министром комучевского «правительства» в Самаре! Нет, не должно быть возражений. И до войны, еще в своих книгах, и в войну Яхонтов четко определил свою позицию, резко подчеркнул свой полный разрыв с антисоветской эмиграцией. Ольга, разумеется, останется — они, Ортманы, американцы. А он с Мальвиной уедет. Старикам много ли нужно, кое-какие деньги у него есть. Да и подрабатывать они смогут, давая, например, уроки английского языка. Им бы только хоть какую, хоть самую маленькую квартирку недалеко от Невы. Больше он ничего не попросит.

А людям, соседям он сможет смотреть в глаза с чистой совестью. Да, он уехал тогда, в семнадцатом, ничего не поняв, если хотите — бежал. Но оружие на братьев он не поднял. И в победу хоть маленький, но есть и его вклад. Миллионы жертв, но их могло бы быть и было бы больше, если бы не усилия таких, как Яхонтов. И если даже он спас Родине жизнь только одного солдата, сэкономил труд только одного рабочего на оборонном заводе, он и то будет считать оправданным свои усилия. Пусть поздно, пусть летом сорок четвертого, а не в сорок третьем и не в сорок втором, как обещали они вначале, но все же открыли западные союзники второй фронт. Да, конечно, основные силы гитлеровская Германия бросала на Восточный фронт, но все же не все. И не только ради вежливости говорил Сталин осенью 1943 года британскому министру иностранных дел Идену: «Мы не развили бы такого наступления, если бы немцам не угрожало вторжение на Западе. Уже один страх вторжения, один призрак вторжения не позволяет Гитлеру значительно усиливать свои войска на нашем фронте». И закончил с горечью: «На Западе немцев удерживает только призрак. На нашу же долю выпало более трудное дело».