Одиссея генерала Яхонтова

Ну, а это и было профессией Яхонтова — борьба за общественное мнение. Как же можно бросать фронт и уходить в отставку, если силы еще есть, а бойцов будет не хватать. Виктор Александрович это предчувствовал. У многих его соратников военных лет проявится глубинный, застарелый антисоветизм или просто аполитичность. И Гарри Трумэн по указке господ из «элитарных» клубов поведет Америку по пути вражды с Россией. Надо всеми силами противодействовать этому!

Решение Яхонтова остаться было горьким, но твердым. Одно только мучило — он не решался сказать об этом Мальвине Витольдовне. Она так мечтала поселиться в доме с видом на Неву! Но мудрая и чуткая Мальвина Витольдовна сама сказала мужу о том, что они не могут позволить себе уехать. Это произошло после того, как Хиросима и Нагасаки сгорели в атомном огне и клубмены с Пятой авеню, чокаясь шампанским, возбужденно говорили о том, что теперь-то России укажут ее место и она не посмеет перечить американской воле. Ни в чем, нигде и никогда. Ибо наступил Пакс Американа — американский век. Ибо сам господь вручил Америке атомную бомбу покарать Японию, укротить британскую гордыню, а главное — выбросить русских с ринга истории и тем самым одним махом исправить все ошибки, которые из-за этих русских наворочаны в истории, начиная с 1917 года.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Борец-сверхсрочник

Корпус подлецов

Вскоре после окончания войны в Европе в июле 1945 года вышла, как потом оказалось, последняя книга Яхонтова «СССР — внешняя политика». Работать над ней было легко. За годы войны у аккуратного Виктора Александровича скопилось несколько сотен отпечатанных на машинке лекций, которые он читал. Из них он и скомпоновал книгу. На ее первой странице поместил посвящение:

«Памяти великого американского президента Франклина Делано Рузвельта, который понял важность дружбы с Союзом Советских Социалистических Республик и таким образом сделал возможным сотрудничество с ним, приведшее к победе над фашизмом».

Книга разошлась, но, как говорится, со скрипом. О дополнительном тираже и думать было нечего. Покупателями почти полностью были рабочие — «в основном из левых и из русских», как выразился один книготорговец. Буржуазная публика, средние американцы меняли ориентиры и, едва увидев посвящение памяти покойного президента, теряли интерес к книге. ФДР стремительно выходил из моды. Настолько стремительно, что даже Яхонтов, склонный к осторожности в оценках, не мог этого предвидеть. И не предвидел он явно неуспеха книги. Он ожидал полемики (не вокруг книги — вокруг курса ФДР), яростной борьбы, он думал, что его книга и будет одним из аргументов в спорах. Он не ожидал, что правящий класс Америки так дружно сменит курс…

После того как Яхонтов окончил работу над книгой, его почти силой увез на «ранчо Эдвардса» Чарли Доули, как всегда будто с неба свалившийся. Он не желал слушать никаких отговорок.

— Старина Эдвардс теперь просто управляющий, — рассказывал он, скрывая самодовольство, — а ранчо купил я. Признаюсь только вам, генерал, — из сентиментальных соображений. Помните, именно на ранчо я встретил вас тогда, в тридцать девятом, встретил своего доброго ангела и получил лучший совет в бизнесе за всю мою жизнь…

Впрочем, напор напором, а отдохнуть и в самом деле не мешало. Хотя — не беспечным был тот отдых для Виктора Александровича, нет. Как и в тридцать девятом, тревожные мысли не давали покоя. Гуляя по лесным тропинкам у ранчо Эдвардса, вернее, Доули, Яхонтов размышлял о перемене акцентов в американской политической жизни. Быстро разгоралась «холодная война», хотя тогда Уолтер Липпман еще не ввел этого термина в ежедневный обиход. В печати замелькали наглые до безобразия реплики американских генералов вроде Паттона о русских дикарях, о том, что США воевали не с тем, с кем надо бы, поползли слухи о подобных по тону высказываниях самого президента в узком кругу. Поворот был настолько крут, что, как это поняли все внимательные наблюдатели, Трумэн осознал, что зарывается, и послал в Москву верного «фэдээровца» Гопкинса кое-что сгладить. А потом, в разгар лета, состоялась встреча «большой тройки» в Потсдаме — никто не ведал, что она будет последней. Спустя некоторое время Яхонтов узнал от информированного знакомого, что на прощальном приеме Сталин провозгласил тост за то, чтобы в следующий раз встретиться в Токио. Увы… Но историю с тостом Яхонтов узнал позднее, а пока он всматривался в сразу ставшую знаменитой фотографию: в креслах сидят три лидера. Ну, Эттли имел смущенный вид случайно затесавшегося в эту компанию человека. Сталин, усталый после тяжелой работы военных лет, казалось, чуть усмехается тому, как пыжится рядом с ним Трумэн в рузвельтовском кресле…