Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

- Кстати, Михаил Александрович, позвольте полюбопытствовать, если я правильно понял, часть нашей жилплощади раньше кубриком для нижних чинов была?

- Да.

- А как матросы-то жили у Вас постоянно в сплошном железе? Так – и до чахотки рукой подать.

- Пока мы поднимали флаг только по свободной ото льда воде, а команды зимовали в береговых экипажах, особых затруднений не было. Но сейчас, когда по примеру немцев, русский флот с прошлого года перешел на круглогодичную кампанию, проблем целый ворох насыпался. У нашего “Ильина”, как и у многих кораблей старой постройки, за исключением крейсеров, были обшиты деревом лишь офицерские помещения. Только благодаря новой системе центрального отопления и перезимовали, с грехом пополам.

Кронштадские корабельщики к лету обещают у нас все бортовые стенки жилых помещений изнутри покрыть пробковой крошкой. По немецкому патенту. Правда, у меня лично уверенности в этом нет. Вы ведь лучше меня представляете, сколько ремонта на промышленность свалится, когда флот с Дальнего Востока возвращаться начнет...

Кстати, как Ваш больной товарищ? Помощь моего лекаря точно не требуется?

- С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Проспится до завтра, полегчает. Птичья у него болезнь-то...

- Перепелиная? – командир “Ильина” чуть заметно улыбнулся.

- С кем не бывает, – лукаво подмигнул Элленбогену Балк, – Тем паче, что повод для него был извинительным. Кстати, а как германцы приняли Вас в Вильгельмсхафене?

- Прекрасно приняли. С салютом, с визитами. Даже удалось бегло взглянуть на всю их организацию. Честно скажу: впечатлило. Очень. Особенно все, что касается удобства базирования, угольной погрузки и судоремонта. Кажется, вот только-только начали они флот развивать у себя, и уже – пожалуйста: нам у них впору многому поучиться. Завтра я собирался доки осмотреть, а послезавтра – верфь. Уже разрешение начальника над портом получил. Мы ведь думали, что “Майнц” только через три-четыре дня придет. И если бы не ваше утреннее явление, сегодня нас ждал бы прием в Собрании или в Ратуше.

- Получается, обломали мы Вам и Вашим офицерам хороший вечер.

- Получается. Но служба превыше собственных планов и приятных мелочей, так что мы не в обиде. Да и чем ближе к дому, тем лучше. Мы еще неделю назад готовились завершить кампанию и вставать в завод. Молодежь уже планы разные строила на берегу. Но раз надо еще раз сбегать, значит – надо.

Только после – сразу влезаем в док. Слышите, как мерзко погромыхиваем. И масла жрем немерянно. Котлы тоже на последнем издыхании почти. Загнали мы “никлоссов” за год. Да, полегче они, чем “бельвили”, но мороки с ними много. Трубки тонкостенные, пригорают, шипят. В море – сразу глушим такие. Иначе обвариться духи могут запросто. Да еще кладка под котлами получилась не ахти. Торопились заводские. С топками – там свои огрехи. Как Вам наш дымок? Не правда ли, впечатляет? Стыдно даже по сторонам смотреть. Благо, что немцы-фотографы в такую погоду по домам сидят...

- Да, сажи дюже богато. Хорошо, что трубы у вас удлинили: и тяга лучше, и грязи на палубе поменьше. Не закоптим мы бюргерам все их свеженькие газоны?

- Дождь проливной, смоет. Тут он – как раз в масть.

- Пожалуй. А по поводу вашей несостоявшейся вечеринки в Вильгельмсхафене: долг за мной. В Питере сочтемся.

- Да, полно Вам, Василий Александрович. Какие тут счеты? Но за предложение – спасибо! Лично я с удовольствием с Вами отвечеряю. Кают-компания, думаю, тоже вряд-ли будет против возможности услышать о подробностях взятия “Кассуги” и “Ниссина” из первых рук, равно как и о штурме форта у Йокосуки.

Только вот до Питера нам еще предстоит дойти: барометр падает. И что-то уж очень быстро. Через полчаса начнем шлюзоваться. А как Кильскую бухту минуем, в открытом море к ночи нас ожидает, похоже, то еще веселье...

Элленбоген озабочено нахмурился и, окинув взглядом мрачное, беспросветное небо, наклонился к амбушюру, вызывая на мостик старшего механика.

Пожалуй, такое светопреставление Василию довелось испытать впервые в жизни. Мало того, что грозовой шторм на Балтике с его короткой и хлесткой волной, сам по себе выматывает человека похуже, чем тяжелая бискайская зыбь или пенная толчея валов под напором Мистраля возле Тулона или Марселя. Главное – ему впервые пришлось испытать ярость морской стихии на кораблике водоизмещением почти в десять раз меньше, чем у “Варяга”, и почти в двадцать раз, чем у громадного броненосца, вроде “Орла”, на котором Балку довелось поштормовать во время Токийского похода.