Одиссея Пола Маккартни

Очень многое изменилось в людях с поры моего детства. Моя тетушка Милл была воспитана в духе «Британской империи». Я ее спрашивал, «Почему мы убиваем индусов и туземцев на Ямайке, превращаем их в рабов? Ради сахарного тростника? — «Нет, нет, для них это благо», — был ответ. «Но мы же убиваем их. Как может убийство нести благо?» — «Мы приобщаем их к цивилизации, — отвечала тетушка. Ей уже 80 годков. У нее никогда не было доказательств своей правоты — она просто верила в то, что ей вдолбила империя, и не могла видеть того, что империя творила.

Эпоха 60–х была чрезвычайно богата искренними и благородными желаниями жить свободно, верить в возвышенное и доброе, любить искусство. Люди жаждали свободы в политике, сексе, во всем. Но в итоге мы вынуждены были вернуться в клетку.

Когда мы сочиняли песню «Revolution», Джон все время повторял, что главное — это духовный переворот, а не политический. Помните строки: «Ты говоришь, что хочешь революции. Ну что ж, все мы хотим изменить мир… А если вы идете, подняв над головой портреты председателя Мао [86], ничего вам не сделать, ибо вас не поддержит никто». По — моему, все предельно ясно, не так ли? Мы призывали к революции духа.

Мы легко могли бы бросить в многотысячные толпы: «Долой правительства — они плохие!» Мы же говорили: «Дайте миру шанс», «Все, что тебе нужно, это любовь», призывали: слушайте «Трубы мира». Мы пытались делать добро.

Я считаю, что Леннон сыграл очень большую роль в окончании вьетнамской войны. Миллионы людей пришли к Белому дому и спели «Дайте миру шанс». После этого Ричард Никсон отозвал войска из Вьетнама. Если бы эти люди просто крикнули: «Мы хотим мира», — эффект был бы гораздо меньше. В истории человечества можно найти массу примеров, подтверждающих силу музыки. Я совершенно уверен, что именно симфонии подтолкнули русскую революцию.

Россия «открывается» для нас. Как — то я посмотрел репортаж из Советского Союза, подготовленный американской телекомпанией Эй — Би — Си. Репортер просто подходил к детям, домохозяйкам, заводил самый обыкновенный разговор. И я увидел, что это обычные, нормальные люди. А ведь Россия всегда была Россией, Америка — Америкой, но их разделял «железный занавес».

Мальчишкой я часто задавал отцу вопрос: «Хотят ли люди, например немцы (а тогда они ассоциировались с образом врага), мира?» И он всегда отвечал: «Да. Люди во всем мире хотят мира. А ругаются в основном правительства, лидеры, генералы и тому подобные типы». В том же телефильме показали старушку в платочке. Когда репортер приблизился к ней и спросил, не хочет ли она пожелать что — нибудь американцам, она шарахнулась от него в испуге. Потом остановилась. По ее лицу видно было, что она о чем — то напряженно думает. А затем, глядя в камеру, промолвила: «Скажите, что мы хотим мира». И мне подумалось: это же великолепно, что именно такие слова сказал представитель советского народа — американскому. Эта сцена произвела на меня огромное впечатление.

В Шотландии у меня есть овечья ферма. Мои соседи постоянно имеют дело с землей. У этих парней ладони, как наждак, все в трещинах. И у всех один и тот же ставший привычкой жест, — Пол потер пальцы, словно очищая невидимые комья земли.

В фильме о России был показан русский крестьянин, делавший абсолютно те же движения пальцами, что и фермеры в Шотландии. Значит, все люди одной породы, все живут на одной планете и все хотят мира и труда. Может, мои рассуждения наивны, но меня это не тревожит. Мы идем в правильном направлении. И я сделаю все, чтобы помочь этому. Ведь так легко понять жесты близких к земле людей. А альбом — это ответ на вашу гласность. Я понял, что у нас одни заботы, интересы. Чтобы сделать такой вывод, не надо быть политиком.

Разница между нынешним десятилетием и 60–ми поистине огромна. Постоянный творческий поиск и романтику 60–х в 90–е годы, к сожалению, во многом вытеснил рационализм. Что хорошего принесли людям годы правления Рейгана? Я считаю, что ничего.

В 70–х и 80–х годах не произошло ничего такого, что взбудоражило бы умы. Не появилось никакой новой философии, никакой новой мысли, никакой новой идеи, ничего, что продвинуло бы людей вперед.

В то время у молодежи впервые появилось чувство собственного достоинства, уверенности в себе. И они стали говорить по — своему о том, что их волновало: о любви, о дружбе, о медитации, об экологии. В 70–х многое из этого было отброшено и забыто. Может быть, потому, что сами идеи были скомпрометированы тем, что многие молодежные лидеры стали известны как наркоманы. А сегодня многие вспоминают 60–е годы с хорошей стороны. Экологическое движение набирает силу, хотя в целом ситуация с охраной окружающей среды не внушает мне оптимизма.