Одиссея Талбота

– Дело в том, что может возникнуть необходимость выйти на президента. Если Аллертон у него, то ван Дорн может быстро с ним связаться.

– Случилось что-то экстраординарное?

– Думаю, да. Но ведь тебя такие вещи не интересуют.

Наконец они оказались у ворот виллы ван Дорнов. Охранник, сидящий в припаркованной здесь машине, узнал Пемброука и приветливо махнул ему рукой. Абрамс последовал за Марком по идущей на подъем дорожке. За поворотом показался ярко освещенный дом. Откуда-то из глубины сада взлетел очередной сноп ракет, которые разорвались и расцвели в безоблачном небе красными, белыми и голубыми цветами.

– Ван Дорну можно доверять? – спросил Абрамс.

– Бог мой, надеюсь, да, – ответил Пемброук. – Ну, вот он и устроил это свое шоу.

– А почему бы мне не пойти в ФБР?

– Да ради бога. Или в ЦРУ. Оба учреждения рядом. Если решишь, куда идти, я тебя подброшу. – Пемброук засмеялся.

Абрамс взглянул на него и все понял.

– Ладно, давай поговорим с ван Дорном.

47

Виктор Андров стоял лицом к окну, наблюдая за домом Джорджа ван Дорна. Огненные шары время от времени появлялись над деревьями и разрывались в освещенном луной небе. Андров представил себе, что это миниатюрные варианты взрыва, который вскоре осветит большую часть Северной Америки на несколько коротких, но судьбоносных секунд, и сказал:

– По крайней мере, он не врубил музыку. Ну, ничего. После сегодняшней ночи он навсегда перестанет нас тревожить.

Отвернувшись от окна, он оказался лицом к лицу с Алексеем Калиным, настороженно следившим за шефом в слабом свете большой мансарды.

– Ну что ж, дружок, где же ты ошибся? В туннеле с тобой были три опытных человека, у тебя в распоряжении были две машины, по два человека в каждой. Итого получается восемь. Вашей задачей было доставить сюда всего одного еврея. Я ничего не перепутал?

Калин напряженно кивнул:

– Все верно.

– Так что задача была не такой уж и сложной. А, Алексей?

– Да, вы правы.

– Но вместо еврея ты привез мне покойника, а бедная жена этого парня ждет тебя внизу, чтобы услышать, что произошло с ее мужем. Ты представил мне несчастного Феликса, которого, насколько я понял, избили и порезали ножами собственные товарищи… А в придачу – Василия, который тронулся умом от страха. И посмотри на себя. Ты отвратительно выглядишь.

Калин, не моргая, смотрел на Андрова.

– Ты сможешь объяснить мне, как еврею удалось этого добиться?

– Не могу.

– Неужели? – спросил Андров, и голос его был полон сарказма. – Значит, никакого логического объяснения этому позорному провалу нет? Тогда хоть скажи, что еврею помогло Божественное провидение. Наверное, его прикрывал Моисей. Я скорее бы поверил в это, чем в то, что один жид переиграл четверых сотрудников КГБ. Алексей, ничего, если я сообщу в Москву, что Бог действительно существует и работает он на евреев?

Лицо у Калина оставалось абсолютно бесстрастным, как и полагалось при подобных разносах. Калин знал, что в любом случае в Москве его и Андрова в конце концов оправдают, а вот Феликсу и Василию легко не отделаться. Калин потом, конечно, будет целиком во власти Андрова, пока не рассчитается за должок. Так работает система.

В это время Андров закончил свою гневную речь и добавил:

– Я весьма сожалею, что свидетелем этого позора был наш высокий гость.

Генри Кимберли сидел на пластмассовом вращающемся стуле, положив ногу на ногу и сцепив пальцы. На нем были слаксы, синий блейзер и мокасины.

– Пожалуйста, не переоценивайте меня. Я всего лишь рядовой член партии, – сказал он по-русски.

– Вы не правы, – запротестовал Андров. – Совсем скоро вы будете самым известным человеком в Америке. Может, даже в мире. Ведь вы станете новым американским президентом.

Генри Кимберли ничего не ответил на это. Андров опять обернулся к Калину:

– Ладно, Алексей, присаживайся. К нам сейчас присоединится еще один неудачник, твой друг Торп. – Он посмотрел на Кимберли. – Хотите увидеть возлюбленного своей дочери?

Кимберли, казалось, был удивлен вопросом.

– Не особенно, – ответил он.

Андров плюхнулся на другой крутящийся стул.

– Если вы хотите, Генри, мы могли бы привезти ее сюда сегодня вечером.

Генри Кимберли неподвижно сидел на своем стуле. Последний раз он видел Кэтрин, когда ей было два года. Он вдруг вспомнил фотографию с надписью, которую послал ей прямо перед своей «смертью», а также то, что кто-то, вроде бы Торп, сказал Калину, что эта фотография висит на стене у нее в кабинете. Он вспомнил свою вторую дочь, Энн. Вспомнил их письма друг другу. Ему пришлось оставить все свои вещи в Бромптон-Холле, когда он уезжал в Берлин. Ему пришлось покинуть и Элинор. Их прощание было страстным. Тогда он сказал ей:

– Увидимся недели через две. К тому времени война уже закончится, и мы откроем заветную бутылку «Моэт» тридцать седьмого года.