Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

— Лучше ты подумай, дорогой отец, — возразил Телемах. — Ведь тебе нет равных на свете в умении выйти из беды. Ты придумай, а мы послушно выполним твой приказ. Чего-чего, а мужества у нас хватит.

Одиссей недолго раздумывал.

— Вот мой план, — сказал он. — Умойтесь, наденьте чистые туники, велите девушкам приодеться. Затем наш замечательный менестрель сыграет нам музыку, да погромче и повеселее, чтобы все соседи и прохожие подумали: тут играют свадьбу. Так слух о смерти женихов не пойдет по городу, пока мы не уйдем в нашу горную усадьбу. А там мы посмотрим, что пошлют нам Олимпийские боги.

Они вняли его словам, умылись и надели туники, женщины празднично нарядились, почтенный бард взял лиру и заиграл так, что ноги сами пустились в пляс, и великий дворец загудел от плясок мужей и прекрасно облаченных дам. Слышавшие эти звуки прохожие говорили: «Клянусь, один из кавалеров женился на нашей королеве. Бессердечное, непостоянное создание! У нее не хватило верности и постоянства терпеливо смотреть за дворцом, пока не вернется ее законный супруг!». Так мало они понимали, что происходит во дворце.

А домоправительница Эвринома омыла великого Одиссея, умастила его елеем и облачила в тунику и прекрасную накидку. Афина, со своей стороны, сделала его пригожим на загляденье. Он стал выше и мощнее, кудри украсили его голову густо, как цветы гиацинта. Как одаренный Гефестом и Палладой ювелир погружает серебряное изделие в жидкое золото, чтобы засияло его мастерство, так и посланная Афиной благодать осенила его голову и плечи. Выйдя из бани, он казался божеством. Одиссей занял кресло против своей жены и воскликнул:

— Гордая королева, боги Олимпа дали тебе упрямое сердце, не такое, как у других женщин. Ни одна жена не смогла бы так холодно отвергнуть мужа, вернувшегося домой после двадцати лет странствий. Няня, постели мне постель в другом месте. Я буду спать отдельно, потому что сердце моей жены тверже железа.

— Гордый король, — сказала осторожная Пенелопа, — я не заносчива и не безразлична, и собою владею. Но я слишком хорошо помню, каким ты уплывал с Итаки на длинновесельной галере. Что же, Эвриклея, вытащи большое ложе из спальни, которую он сам построил и застели ему поудобнее рунами и коврами.

Так она подвергла мужа испытанию. Но Одиссей взревел и обрушился на свою верную супругу:

— Пенелопа, твои слова ранят меня в сердце. Кто передвинул мое ложе? Даже опытный мастеровой затруднился бы, — если боги не сделали это для забавы, — и первый силач на свете его бы не приподнял. Кровать сделана с секретом, а сделал ее я сам собственноручно. Во дворе росла олива, высокая и развесистая, со стволом толще опорной колонны. Вокруг нее я построил комнату из тесаных прилегающих камней, а затем покрыл крышей и навесил тяжелые двойные двери. Я обрубил верхушку оливы, обтесал пень и гладко острогал его, сделав совершенно ровным. В нем я просверлил отверстия, и сделал из пня основание кровати, а ее я украсил золотом, серебром и слоновой костью и прикрепил раму пурпурными ремнями. Вот тебе и секрет ложа. Но я не знаю, стоит ли моя кровать там, где я ее оставил, или кто-то отпилил пень и передвинул кровать.

Ее колени подогнулись, сердце растаяло, когда она услышала это неопровержимое доказательство. Обливаясь слезами, она подбежала и бросилась на шею Одиссею, осыпая его поцелуями.

— Одиссей, — воскликнула она, — не сердись на меня. Ведь ты всегда понимал людские души. Наши беды от богов, они не хотели, чтобы мы прошли всю жизнь, от услад юности до порога старости, рука об руку. Но не огорчайся, что я не сразу бросилась тебе на шею, едва завидев тебя. Я всегда опасалась, что появится самозванец и заворожит меня своими россказнями. На свете столько проходимцев, и они не остановятся ни перед чем. Елена Аргивская, дочь Зевса, не бросилась бы в объятия своего заморского любовника, если б знала, что ахейские воины пойдут на войну, чтобы вернуть ее домой. Боги соблазнили ее и сбили с пути истинного. Сама она не решилась бы отдаться чужаку. Так начались и наши беды. Но сейчас все позади. Ты точно описал секрет супружеского ложа, а его знали только ты да я и одна служанка, Акторис, ее подарил мне отец и она сторожила нашу опочивальню. Ты убедил свою недоверчивую жену.

Слова Пенелопы растопили сердце Одиссея, и он зарыдал, обнимая свою верную прекрасную супругу. Если Посейдон потопит судно в море, как ликуют потерпевшие кораблекрушение при виде земли! Как рады матросы, пробившиеся сквозь буруны прилива, когда они выползают на сушу, покрытые коркой соленой пены, но живые и невредимые! Так радовалась и ликовала Пенелопа, вновь увидев своего мужа. Она обвила белыми руками его шею и не отпускала. Так, в слезах, и застала бы их розовоперстая Заря, если бы не яркоокая Афина. Она задержала ночь на западе, и на востоке не дала золотой Заре запрячь в колесницу Лампа и Фаэтона, двух жеребят с острыми копытами, влекущих колесницу Дня.

Наконец предусмотрительный Одиссей сказал жене: