Одна беременность на двоих

И всё же я села на диван, а она поправила подушку и улеглась на бок. Теперь, чтобы дотянуться до груди, пришлось вновь сползти на пол, только на этот раз мягкого спальника подо мной не оказалось. Свет от торшера падал Аманде на лицо, и она зажмурилась. Пусть так и лежит с закрытыми глазами, чтобы не видеть моей прикушенной губы. Соски огромные, тёмные, с прежними жёлтыми крапинками. Я сжала правый сосок, левый не могла — больной палец отказался сгибаться. И когда надавила сильнее, почувствовала под пальцами сухие крупицы молозива.

— Мне не больно, можешь сильнее.

К счастью, Аманда не открыла глаз. Возможно, ей тоже не хотелось меня видеть. Наша прежняя близость растворилась в холоде последних месяцев. Сжавшийся в комок живот выдавал мой страх сделать ей больно. Что, что должно сейчас произойти?

— Он шевелится, чувствуешь?

Аманда поймала мою свободную руку и, стиснув больной палец, приложила к голому животу. Влажная уже не от крема ладонь приклеилась к коже. Меня били — сильно, явно требуя прекратить издеваться над матерью, но пальцы уже работали отдельно от моего мозга, будто крутили на ручке колпачок с сорванной резьбой.

— Когда же это уже закончится…

Стон Аманды заставил пальцы остановиться.

— Продолжай! — тут же приказала она. — Я говорю про беременность. Я уже не могу, я хочу родить, я устала от постоянной боли… Я хочу спать на спине. Я ничего в жизни больше не хочу. Просто лечь на спину и уснуть! Я вообще хочу уснуть, проспать восемь часов подряд…

— Не сможешь. Ребёнок ест каждые три часа.

— Но если спать вместе, говорят, он сам может присасываться ночью, а ты продолжаешь спать. Тебе не понять, как мне хочется спать!

— Почему не понять? Думаешь, я сплю? Думаешь, я не слышу, как ты в туалет бегаешь?

Аманда дёрнулась и вырвала сосок из моих пальцев.

— Я тебе предлагала разъехаться, забыла? — прорычала она, сев на диване и запахнув пижаму. — Ты сама осталась.

Я отползла к спальнику, но привалилась к нему лишь спиной.

— Я хотела помочь, и я помогаю.

Сцепив пальцы в замок, я поднесла их к губам и принялась кусать кожу.

— Только ты постоянно тыкаешь меня своей помощью!

— Я?

У меня не осталось слов, у меня даже не осталось эмоций.

— Ты! Ты! Мне плохо, понимаешь? Мне безумно плохо! Ты могла бы промолчать иногда.

Это я говорю? Да я только и делаю, что молча слушаю, а сейчас точно не собиралась раскрывать рта.

— Я хочу родить. Хочу перешагнуть этот рубеж. Сейчас я будто вишу в воздухе — я не знаю, кто я. Даже собственное имя кажется мне чужим.

— Послушай, — сказала я, потому что не хотела дальше слушать то, что уже крутилось на языке Аманды. — Ты точно родишь. Беременной не останешься. Знаешь, говорят не думай и того не будет. А ты наоборот думай… Ну, например, о Дне Святого Патрика. И тогда обязательно родишь в этот день. Ну? Переходишь всего два дня. Тебя никто не станет так скоро стимулировать. Давай думать о Патрике, слышишь? Хочешь, поплетём змеек вместе? Это поможет. Я уверена.

— Ну да, — огрызнулась Аманда. — Ещё скажи пообещать ему, что я сына назову Патриком.

— А почему бы нет? У тебя же нет имени.

— Почему нет? Я просто тебе не говорю его. Оно есть.

Я отвела глаза. Мне просто не говорят. Мне ничего не говорят. Хорошо. Почти сорок недель. Всё почти закончилось. Почти.

Глава семьдесят четвёртая "Когда же уже "оно"?"

Ехать в университет или не ехать? — было теперь моим ежедневным гамлетовским вопросом. Вторник не стал исключением. Аманда стояла перед часами и отрывисто дышала.

— Снова пять минут, — выдохнула она наконец, и я зачем-то загнула четвёртый палец, больной. Зачем? Мы замеряли схватки уже второй час! Все пальцы давно закончились, и я сбилась со счёта.

— Тебе больно? Или, как и прежде, нет? Что мне делать? — спросила я уже громче, не получив за минуту никакого ответа.

Подскочили мы обе в шесть утра. Аманда ринулась обратно в туалет, не успев вернуться в спальник.

— Принеси мне прокладку! — крикнула она уже из ванной комнаты.

И я стала судорожно рыться в шкафу, пытаясь отыскать полупустую упаковку.

— Теперь надо ждать, — выдала она, получив желаемое.

Только сколько, не сказала. Прокладка не окрасилась в розовый цвет. Получается, воды не отошли. Однако схватки шли одна за другой, но на лице Аманды читалось больше удивления, чем боли.

— Позвони врачу! — прокричала я, понимая, что тихий голос она сейчас просто не услышит.

— Рано, — отрезала Аманда.

А мне не рано! Мне уже поздно ехать на учёбу. Снова опоздаю!

Вчера, поддавшись на уговоры, я ушла с лекции, чтобы ехать к врачу, и даже зашла в кабинет, потому что мониторить Аманду должны были целый час. Я уселась в кресло, и пока медсестра крепила на живот датчики, могла делать вид, что мне это очень интересно, а потом еле уговорила Аманду дать мне возможность подготовиться к тесту по испанскому. Она может и сама послушать сердце малыша, без моего участия.