Одна из двух роз

– Нет, я ни о чем не сожалею. Напротив, я радуюсь и больше всего тому, что стала вашей женой, потому что лучшего мужа не может быть на свете! И я хочу видеть вас счастливым и окруженным славой. Хочу, чтобы все эти люди поняли, какое им выпало счастье: иметь государем вас!

Генрих ласково улыбнулся Маргарите:

– Но мне кажется, они меня любят…

– А меня ненавидят, хотя мне так хочется принести им мир и спокойную, радостную жизнь.

– И вы так много делаете для этого, что я искренне верю: в один прекрасный день они оценят ваши старания по справедливости. Вы такая красивая, такая юная! Мне кажется, они просто робеют перед вами…

– Как я была бы рада, будь вы правы. А парламент? Что мы будем делать с ним?

– Ничего. Потому что мы ничего не можем с ним сделать. Во всяком случае, в отношении нового налога. А новости, которые мы получили, касаются не столько налога, сколько…

– Саффолка? Да, я помню. Саффолк, наш друг и министр, и по этим двум причинам его желают погубить. Думаю, у вас нет сомнений, сир, супруг мой, что, отдав нашего самого верного слугу на суд этих буянов, мы его погубим. Позор нам, если мы не умеем защищать верных слуг.

– Защищать надо с успехом. Вы уже советовались с кардиналом Кемпом?

– Еще нет, но боюсь, он посоветует нам смириться. Он… не слишком любит герцога Саффолка.

– И не без причин. Чтобы раздобыть те деньги, в которых нам отказал парламент, Саффолк продал несколько епископств. Не думаю, что это была удачная идея…

– В жизни желательно знать, чего хочешь. Саффолк хочет прежде всего вашего величия. Он наша самая надежная опора, он…

– Как же вы его любите!

Маргарита замолчала и отвернулась от супруга: она не хотела, чтобы он увидел ее внезапно выступившие слезы. Но голос у нее слегка прерывался, когда она тихо сказала:

– Ему я обязана тем, что стала королевой Англии, и могу ли теперь отдать его на растерзание алчных дикарей?

– Возможно, есть средство спасти Саффолка.

– Какое же? Говорите!

– Опередить членов парламента в их намерениях и отправить его в изгнание.

Маргарите показалось, что сердце у нее остановилось.

– В изгнание? Вы хотите удалить от нас самого дорогого друга? И куда же вы хотите его отправить? Надеюсь, не во Францию.

– Почему бы и нет? У него там есть друзья, и король Карл, я думаю, примет с радостью посла, который ради вас согласился отдать Мэн.

– Вы ставите это ему в вину? – с горечью спросила Маргарита. – Насколько мне известно, он ничего не подписывал без совета с нашим дорогим дядей, кардиналом Бофортом, царство ему небесное!

– Винить?! Его?! Мой нежный друг, моя королева… Ему я обязан самым большим и единственным счастьем, какое я знал в жизни: я получил в жены вас! И поэтому хочу его спасти. Поверьте мне, если бы у нас была другая возможность, я не колебался бы ни секунды, но напасть на парламент – значит ввергнуть Англию в революцию. Отправить его в изгнание – единственный шанс для вас… Для нас увидеть его снова.

Маргарита ничего не ответила. Она смотрела на мужа, всерьез задумавшись: что он знает о ней и о Саффолке? Она привыкла, что Генрих – существо не от мира сего – далек от обычной жизни, витает в облаках, утопиях, мечтах о всеобщем счастье людей, которых упорно считает хорошими. Он всерьез озабочен благополучием Англии, но чаще улетает в заоблачные выси. Однако сегодня, неизвестно почему, он внезапно спустился на землю, как когда-то его дедушка Карл VI в минуты просветления. И стал королем, а не юным мечтателем, влюбленным в ослепительно красивую женщину, с радостью отдав в ее руки непосильный для него груз власти.

Маргарита видела, что он наблюдает за ней, постаралась улыбнуться, но горе ее было слишком тяжким, и, не удержавшись, она спросила шепотом:

– Он будет изгнан… навсегда?

И, охваченная стыдом, не решилась поднять на мужа глаза. Он подошел к ней, ласково взял за руки, и в его взгляде, исполненном понимания, она прочитала нежность.

– Нет. Всего на пять лет. Или это очень долго?

– За то, чтобы жить, срок не долгий.

У Маргариты хватило мужества выговорить эти слова, но только Бог знал, что пять лет были для нее вечностью. Но Генрих был прав: не существовало другого средства вырвать любимого ею человека из когтей парламента.

Прощание было горьким и молчаливым. Ненадолго оставшись наедине в спальне Маргариты в Виндзоре, они стояли, прильнув друг к другу, слушая стук сердец, которые бились в унисон. Они ничего не говорили, чувствуя лишь, как утекают драгоценные минуты, и почему-то надеясь, что случится что-то еще, прежде чем разлука переполнит их болью.

– Я не смогу жить без тебя, – прошептала Маргарита. – Пять лет невыносимо долго. Я найду предлог и верну тебя. Или… под любым предлогом приеду туда, где будешь ты.

– Не безумствуй, не губи себя. О, моя любовь, бедная моя любовь, зачем я сделал тебя королевой?

– Потому что подумал, мы сможем править вместе, как в последнее время. А помнишь, в Туре ты сказал, что никогда меня не покинешь?

– Помню, но я должен подчиниться королю, моему господину. Придет день, и мы снова увидимся, а пока я увожу тебя в своем сердце.

– Куда ты едешь? В Голландию?