Одна из миллиона

— Я знаю, знаю! Ты тоже хочешь в отпуск, как и я! Да, Глеб? Мы устали вкалывать. Как же я тебя понимаю! Так, тебе надо отдохнуть. Решено — ты возвращаешься из командировки, мы берём Варвару, Принцессу и улетаем на море. Маму не берём, а то она будет мучить меня математическим тренажёром. Как он мне надоел!

Варвара

Я сбежала с поля битвы, где меня в присутствии любимого мужчины смешали с грязью. Пока ехала в маршрутке, всхлипывала от обиды и отчаяния, вытирала с мокрых щёк слёзы, вызывая сочувственные взгляды окружающих. Как же я мечтала убить Никиту! И боялась даже представить, что сейчас творится в душе у Глеба…

Думала — приеду домой и сразу же умру от горя. Ошиблась! Я едва не умерла от высокой температуры.

Свалилась в кровать, чувствуя, что начинает морозить, долго рыдала в подушку — с подвываниями и хлюпаньем. Забылась, отключилась, а когда пришла в себя и догадалась поставить градусник, увидела на нём тридцать девять и восемь.

Ночь прошла в бреду, несколько раз я просыпалась от собственных воплей. Блуждала в странных сумрачных коридорах, где из-за угла внезапно появлялись фигуры в чёрных плащах, чьи-то сильные руки хватали меня и тащили в преисподнюю с раскалёнными жаровнями. Я видела чудищ, которые клацали зубами и тянули ко мне окровавленные морды. Пол двигался и шевелился, я проваливалась в скользкое и непонятное нечто, по ногам ползали какие-то существа, чьи-то колючие хвосты обвивали мои щиколотки…

Только в субботу немного пришла в себя. В какой-то момент очнулась совершенно мокрая, с прилипшими ко лбу волосами, и поняла, что я выздоравливаю.

— Ох, Варя, наконец-то оклемалась! — обрадовалась мама. — Я два раза скорую вызывала, тебе делали укол. Ты помнишь?

— Смутно.

— Надо же, как тебя зацепило, Вареник! У нас уже полфирмы полегло, какой-то жуткий вирус прилетел.

Едва полегчало — тут же начались душевные страдания. Не могла поверить, что у нас с Глебом всё закончилось. После той изумительной ночи, после миллиона поцелуев и бешеной лезгинки… Нет, невозможно!

Везде валялись блистеры с таблетками, стояли бутылочки с суспензией, коробки из-под лекарств. Я приводила квартиру в порядок, ползая, как улитка — в глазах темнело от слабости. Надо было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума.

Как только включила телефон, обнаружила сотню пропущенных звонков. Семь из них — от Полины! Какая упорная девица! Зачем она мне названивает?

А от Глеба ни одного звонка…

Отвратительная сцена в приёмной снова и снова всплывала в памяти, лишая сил. Я помнила, как схватила сумку и убежала, по щекам градом катились слёзы. Метнулась к боковой лестнице, выскочила из здания через склад, чтобы избежать лишних взглядов. Побоище в приёмной и так увидели трое — директор по логистике и ещё двое сотрудников. Они же и растащили бойцов. Теперь коллегам хватит обсуждений на целый месяц!

Но я, вынырнув из горячечного бреда, вдруг ясно поняла, что нельзя верить ни одному слову вредной блондинки и мерзавца Никиты. Они оба нагло врут, приписывают моему милому то, что он никогда бы не сделал.

Глеб не стал бы изменять невесте и крутить романы с девицами, хотя именно на это и намекала белобрысая кукла. И если он сказал, что расстался с Полиной, значит, так оно и есть. И Глеб ни за что не заключил бы с друзьями пари на девушку, как утверждал Никита.

Эта мысль ослепила, как яркая вспышка, после блужданий в кромешной мгле. Все мои сомнения, страхи, ревность смыло прохладной волной, я даже почувствовала на лице дыхание свежего ветра. Как просто — я не буду верить никому, кроме Глеба. Вот и всё! И больше никаких метаний.

Но сможет ли Глеб точно так же безоговорочно поверить в мою невиновность? Он был потрясён словами своего подленького дружка — лицо потемнело от гнева, глаза полыхнули ревностью. Я не ответила на вопрос, было ли у меня что-то с Никитой. А этот негодяй ещё и родинку припомнил… Вот же скотина!

Теперь мне никогда не оправдаться перед Глебом. От этой мысли я тонула в пучине отчаяния. Я не смогу рассказать, как Никита ввалился в мою квартиру, как стаскивал с меня одежду, жадно лапал, рассматривал… Признаться Глебу — значит сделать его воображаемым свидетелем той ужасной сцены, превратить его в зрителя…

Нет, лучше молчать.

Но что-то никто не торопится задавать мне вопросы, расспрашивать… Мы не виделись и не разговаривали уже шесть дней. Неужели Глеб вычеркнул меня из своей жизни? Да, знаю, он улетел в срочную командировку в Питер, но телефон-то у него есть.

Я мечтала, чтобы Глеб мне позвонил, и ужасно боялась этого.

Всю неделю лил дождь, погода испортилась, резко похолодало. Небо обложило серыми тучами с фиолетово-чёрными прожилками, и тоскливая картинка за окном соответствовала моему состоянию.

В воскресенье вечером я прервала своё заточение. Сидеть в четырёх стенах и оплакивать несчастную судьбу уже не было никаких сил. Оделась, натянула шапку и перчатки, обмоталась шарфом, взяла зонтик и побрела под дождём в ближайшую кондитерскую.