Одна литера

Это несколько насторожило Сиоми. Когда она предложила пойти к ней, он — хоть ему этого очень хотелось — отказался под тем предлогом, что надо продолжать расследование.

— Вот глупенький! — сказала она. — Я же хочу взять фотографии, чтобы показать официанткам «Белого креста».

Нашелся повод, и Сиоми, уже не испытывая внутреннего сопротивления, последовал за ней.

Однако сейчас, ухаживая за гостем, Дзюнко совершенно забыла о фотографиях. Подав кофе, она уютно устроилась на диване рядом с Сиоми, болтала о том о сем, но о фотографиях — ни слова. Он не напоминал, надеясь, что она сама вспомнит. С другой стороны, ему не хотелось думать о делах в обществе этой красивой женщины. Интимная атмосфера его вполне устраивала.

Не вставая с дивана, Дзюнко отставила пустую чашку, закинула руки за голову и сладко потянулась:

— Ой, как я устала!

— С чего бы это? Мы ведь почти не двигались, — насмешливо сказал Сиоми. После того как они побывали в «Ренуаре», он стал держаться с ней свободнее.

— Ну, я же привыкла спать до двенадцати. А сегодня с раннего утра на ногах. И в желудке какое-то странное ощущение — кофе перепила, наверное…

Дзюнко, не раскрывая рта, — как-то мелко, дробно, одним горлом — рассмеялась. Потом вдруг опрокинулась навзничь и положила голову на колени Сиоми. Правой рукой попыталась, правда, натянуть юбку на обнажившиеся колени.

Сдерживая пробуждающееся желание и в то же время не зная, куда девать руки, Сиоми слегка погладил ее платиновые волосы. Дзюнко подняла полуприкрытые веки. Глаза ее сияли. Ярко накрашенные губы беззвучно шевелились.

— Что, что? — спросил Сиоми.

Шаловливо улыбнувшись, она вновь зашевелила губами. Сиоми всмотрелся и наконец по слогам считал с них беззвучно повторяемое слово: «Тру-сиш-ка».

Его внутреннее сопротивление было сломлено. Он склонился к Дзюнко, и ее руки обвились вокруг его шеи.

И тут в дверь постучали. Сиоми вздрогнул. Перед глазами все поплыло. Мысли путались. Как же это он так забылся… Вместо того чтобы заниматься делом… уединился с красивой женщиной… На долю секунды мелькнуло бредовое предположение: уж не начальник ли отдела стоит за порогом!..

— Да? — произнес он вдруг севшим голосом.

— Откройте, пожалуйста! Хотелось бы поговорить…

Разумеется, это был не начальник, а Эбизава. Сиоми поднялся и направился к двери.

— Ой, подождите! — Дзюнко, указав на губы, бросила ему носовой платок.

Сиоми стер помаду, повернул ручку и хотел открыть дверь. Но она не открывалась. «Совсем ошалел», — подумал он и вновь повернул ручку.

— А вы, оказывается, проказник, Сиоми-сан! Заперлись с дамой и нас не пускаете, — поддразнила его стоявшая рядом с Эбизавой Кёко.

— Как это заперлись?! — воскликнула Дзюнко.

Ее удивленные, широко распахнутые глаза вопросительно смотрели на Сиоми. Он хотел сказать: «Я не запирал», но только покачал головой.

Эбизава окинул взглядом обоих, и Сиоми не выдержал, опустил глаза. Меж тем Дзюнко, по-видимому заметив что-то, подошла к газовой печке, проверила трубку и перекрыла газ. Потом, обращаясь к Кёко, сказала:

— Санада-сан, мне бы хотелось поговорить с вами. Но… пусть мужчины меня простят — наедине…

Ее лицо немного побледнело, а тон был такой, словно она чем-то взволнована.

— Ну что ж, милые дамы, вы тут разговаривайте, а я тем временем задам несколько вопросов управляющей домом. Пойдемте, Сиоми-сан. — Эбизава направился к двери.

Сиоми не очень охотно — бледность Дзюнко его обеспокоила — последовал за ним.

Когда они постучали в дверь Таэко Кинугавы, та отозвалась усталым голосом:

— Кто там?.. Я лежу, голова разболелась…

— Простите за беспокойство, я из газеты «Хокуто». Хотелось бы спросить вас…

— Как неудачно! У меня жуткая головная боль…

Сиоми глянул на Эбизаву. Тот пожал плечами — ничего не поделаешь.

— В таком случае еще раз простите! Помешали вам отдыхать.

— Это вы меня простите. Полежу часок, может быть, боль пройдет…

Несмотря на отказ, голос ее звучал достаточно приветливо.

Глава 12. Всенощное бдение

(Тот же день, с 18 до 20 часов)

1

Всенощное бдение по покойной Суми Фукуй началось в шесть часов вечера. Собрались в комнате, где она совсем еще недавно жила вместе с сестрой.

В «Сираюки-со» татами не было, и сейчас это оказалось очень неудобным. Стульев на всех не хватало, а если бы добавить еще, они бы не уместились в комнате. Выручила оправившаяся от головной боли Таэко Кинугава — она принесла три одеяла. Их постелили на пол, и собравшиеся разместились на них. Обстановка была необычной, не соответствовавшей традиции. Миэ — сославшись на то, что сестра не соблюдала никаких обрядов и даже на могилу покойного жениха не ходила — не пригласила буддийского священника, не соорудила в комнате алтаря. Казалось, люди собрались просто поговорить. Создавшуюся неловкость несколько исправил Эбизава, предложивший почтить память покойной минутой молчания.