Дома его встречали так, словно не видели по меньшей мере год. И, обнимая счастливую маму и крепко пожимая руку отцу, Димка подумал, что напрасно так переживал. А ещё он понял, насколько скучал по родителям и как это всё-таки здорово — возвращаться домой, где так вкусно пахнет свежим печеньем и хвоей только сегодня утром купленной ёлки. Поэтому, когда мама, усадив его за стол перед тарелкой грибного супа-пюре и придвинув поближе блюдо с пирожками, заметила: — Ну, Дим, про учёбу ты нам много рассказывал, теперь скажи, как у тебя с личной жизнью дела? — он, не подумав, брякнул правду: — Замечательно.
— Да ты что?! — тут же восхитилась мама. — Кто она? Как её зовут? Красивая? У тебя есть её фотография?
Вот же дурак, тоскливо подумал Димка, от чьего хорошего настроения мгновенно не осталось и следа. Ну как он умудрился такое сболтнуть? И как ему теперь выкручиваться? Врать? Или, может…
— Мам, ты прости, конечно, — Димка полностью отдавал себе отчёт, чем ему грозит то, что он сейчас скажет, — но это
— Почему? — растерялась не привыкшая к такому мама. — Я всего лишь хочу узнать, как у тебя дела — мы так давно не виделись…
«Два месяца», — педантично уточнил Димка, но уже про себя.
— Я ведь тебе только добра желаю, — мамины глаза характерно заблестели, отчего Димка поспешил воспользоваться короткой паузой: — Мам, я знаю.
— Тогда почему ты отказываешься поговорить? Там что-то плохое, да?
В принципе, а что ещё она могла подумать?
— Там всё прекрасно, не волнуйся.
— Буду волноваться, — мама упрямо тряхнула головой. — Пока всё не расскажешь.
Димка тяжело вздохнул.
— Мам, можно, я поем? Я сегодня только позавтракать успел.
Мама поджала губы, однако расспросы временно прекратила.
Ни разу прежде Димка не отказывался прямым текстом обсуждать что-либо. Обычно он юлил или врал, и его всегда выводили на чистую воду — у мамы действительно был талант замечать нестыковки и за них, как за ниточку, распутывать ложь до полноценного признания. Идея просто сказать «нет» возникла спонтанно и, как позже решил Димка, в целом оказалась удачной. Да, постоянная оборона требовала усилий — однако меньших, чем постоянное враньё. Да, под мамиными обиженными взглядами Димку начинала заедать совесть, и не дать слабину было очень сложно. Собственно, именно поэтому он почти всё тридцать первое просидел в своей комнате над лекциями по матану, однако варианта действий, который был бы лучше и честнее, всё равно не видел.
После обеда, к которому неизменным дополнением шли попытки разговорить вдруг заупрямившегося ребёнка, мама поняла, что сдаваться Димка не намерен, и выкатила тяжёлую артиллерию — отправила отца «поговорить с сыном по-мужски». Тут Димка, битый час зубривший тройные интегралы, не выдержал и раздражённо сказал: — Пап, ну хоть ты не грузи меня, а?
— Пойми, мама за тебя переживает, — отец присел на край Димкиной кровати.
— Нечего переживать. У нас всё хорошо, мы предохраняемся, и хватит уже мне нервы перед экзаменами портить.
— Тогда почему ты с ней об этом не поговоришь?
«Потому что правду вы точно не поймёте».
— Потому что я — взрослый человек, и имею полное право не отчитываться о своей личной жизни.
— Право-то ты имеешь, — вздохнул отец, вставая, — только знаешь, в чём разница между по-настоящему взрослым человеком и вчерашним подростком?
— В чём? — Димка напрягся, ожидая услышать что-то очевидно неприятное.
— В умении отличать реальную необходимость отстаивать свои права от глупого упрямства. Подумай над этим.
— Обязательно, — и Димка снова уткнулся в тетрадку. Доказать, что дело вообще не в упрямстве, он, по понятным причинам, не мог, а значит, продолжать разговор не имело смысла.
Димка
Его оставили в покое до самого вечера, а около шести в комнату зашла мама.
— Дим, может, хватит на сегодня? Скоро будем старый год провожать.
Димка посмотрел на список билетов, в котором было вычеркнуто примерно три четверти от запланированного, и устало согласился: — Ты права, хватит. Завтра доучу.
— Купаться пойдёшь?
— Надо, — Потому что это тоже традиция — встречать праздник с чистой головой и в торжественном виде.
— Тогда поспеши — папа вернётся из магазина, и будем накрывать на стол.
— Угу, — Димка поднялся на ноги и с хрустом потянулся. — Только я пока в домашнем побуду, ладно?
— Как хочешь, — ответила мама, однако таким тоном, что сразу стало ясно — если ему не нужны лишние обиды, лучше переодеться. Димка подавил вздох и, когда мама вышла из комнаты, полез в платяной шкаф за свежей рубашкой и брюками.
Из ванной он вышел, как на подиум, — только влажные волосы немного портили общую картину — и едва не налетел на дежурившую под дверью маму.
— Мам? Ты чего?..
— Дима, что это? — она практически ткнула ему в лицо его же смарфоном. С
У Димки земля ушла из-под ног.
— Дима, я спрашиваю: что это? — такой стали в мамином голосе он не слышал никогда.
— Это, — Димка дёрнул кадыком в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, — человек, которого я люблю.
— Что?!