– Я знаю, ты не
Поджимаю губы и киваю, едва сдерживая себя от того, чтобы позорно не разреветься при всех этих Больших Людях.
– Это хорошо,
Видео звонок прерывается, а я продолжаю смотреть на экран. Молча смотреть, ничего не комментируя.
– А у вас ничего семейка. Почти не уступает нашей, – замечает Джесси, подняв брови.
Поднимаюсь с табурета, разворачиваюсь и выхожу из кухни.
– Ты куда собралась? – на моём пути быстро появляется Кит.
Поднимаю голову и смотрю на него.
– В свою комнату. Мне нужно побыть одной, – бесцветным голосом отвечаю, обхожу брюнета и иду в спальню.
Когда дохожу, закрываю за собой дверь, замечая, что Кит продолжает стоять в коридоре, глядя мне вслед, потом бреду к постели, забираюсь на неё, сворачиваюсь в клубок и начинаю плакать. Беззвучно – чтобы никто не услышал.
Меня не заберут отсюда. Хуже. Вячеслав Игоревич ясно дал понять: если я его подведу – мне будет плохо. Не знаю, что он сделал с Гелей, но почему-то чувствую, что его угроза не была фальшивой. И, скорее всего, строптивая дочь в данный момент прячется от собственного отца.
А что остаётся мне? Следовать чужим инструкциям и пытаться не оступиться, потому что в отличие от этих людей, за меня вступиться некому. Нет у меня папочки-гангстера или брата-криминального авторитета. Если об меня хоть раз споткнутся, моя жизнь закончится быстрее, чем я успею это осознать.
И по какой такой причине я всегда думала, что Вячеслав Игоревич не представляет для меня угрозы? Да, я дружила с его дочкой, да, я помогала ей управлять её бизнесом, чтобы она могла вести «независимый» образ жизни. Но с чего, черт возьми, я взяла, что я для него – неприкасаемая?!
Почти член семьи, ага…
Почти сестренка для Гели…
Почти пушечное мясо.
– Ангелина, – Джесси открывает дверь в мою комнату, и я не выдерживаю…
– Пожалуйста, уйди! – закрывая уши, прошу сдавленным голосом.
Не могу я сейчас сказать, что я – не Ангелина! Мне только что доступно пояснили, почему я не должна произносить эти слова вслух!
И мне плевать, что эта мелкая заноза видит, во что я превратилась без своего показного спокойствия и наигранной смелости.
Абсолютно. Плевать.
Пусть думает, что хочет.
Джесси молча прикрывает за собой дверь, и я остаюсь одна.
Где-то через час, когда все слёзы давно высохли, истерика прошла, а в голове появилась безопасная пустота, в спальню вошёл Кит и коротко сказал:
– Одевайся.
Значит, сейчас поедем на работу.
Иду к шкафу, где, как я ещё с утра выяснила, висели несколько комплектов женской одежды. Выбираю самое простое: черные облегающие брюки и мягкую светлую кашемировую кофточку. В ванной привожу волосы в порядок и крашусь. Всё на автомате. Только косметики кладу чуть побольше – чтобы скрыть болезненный вид лица и красные глаза. У порога Кит молча осматривает меня, а затем подаёт пальто.
Мы выходим на площадку и идём к лифту.
Все в абсолютной тишине.
Когда садимся в машину, красавец брюнет сухо спрашивает, не глядя на меня:
– Неужели ты действительно думала выйти из
Мне не нужно словаря или разъяснительной таблички, чтобы понять, что он имеет ввиду под
– Это глупо? – спрашиваю слегка охрипшим голосом.
Разговаривать вообще… тяжело. Удивительно, что я всё ещё могу выдавливать ответы.
– Из
Сегодня он был за рулём, и меня это успокаивало. Он занят делом: ведёт машину. Это избавляет меня от возможности оказаться с ним на заднем сидении в салоне.
– Посмотрим, – непонятно кому и непонятно – что, обещая, произношу я.
А на работе меня ждал сюрприз в виде «папочки». Вячеслав Игоревич поздоровался с Китом и попросил (попросил!) у него возможности поговорить со мной наедине.
Брюнет безразлично посмотрел в мою сторону, а затем ушёл к автомату с кофе, а мы с моим новоприобретенным крестным отцом остались в кабинете Гели. Наедине.
– У тебя, должно быть, много вопросов, – Вячеслав Игоревич убрал руки в карманы дорогих брюк и цепко посмотрел на меня.