Одна неделя в июне. Своя земля

Ровные цепочки растений, распластав по рыхлой земле сочно-глянцевитые листочки, нежились в благостном тепле. Владимир Кузьмич проходил рядок за рядком, и на каждом густо сидели зеленые близнецы, и, казалось, зной ничуть не беспокоил их: так весело, задорно взглядывали они в небо. Вас бы позвать в свидетели, мои союзники! Привести бы сюда Георгия Даниловича и Гуляеву, посмотрите, вот они, наши доказательства, наши доводы! Где еще с такой охраной, с таким бережением холят растеньица — Владимир Кузьмич про себя продолжал спор с секретарем райкома, — вот тут-то и вызревает честь района, полюбуйтесь! И не то еще будет, когда здесь пройдут машины и под каждый росток вольется животворящая влага. Растите в тепле, чистоте и сытости! Ну, а дальше посмотрим, как быть, хозяева-то земли мы. Как бы широко ни раскрывался горизонт и как бы далеко оттуда ни заглядывали, а у земли виднее, здесь обостреннее постигается связанность с ней. Как-никак он представлял добрые шесть-семь сот долговишенцев, прочно сроднившихся с землей. Она стала для них всем: и счастьем, и горьким проклятьем, и уверенностью в лучшую жизнь.

Солнце, опираясь на сиреневую тучку, низко висело над лесом, когда Владимир Кузьмич выбрался из полей. Подходя к колхозной конторе, он издали приметил агронома Варвару Власьевну и секретаря партийной организации Дубровину. Рядышком сидели они на траве и, близко склонившись головами, что-то рассматривали. «Вот, кстати, и они, одним махом решим дело», — подумал Владимир Кузьмич. Пока от перекрестка дорог добирался до села, у него вызрела утешительная мысль: никакого преступления он не совершит, если не посеет эти тридцать гектаров, и от этого установилась какая-то холодная ясность. В конце концов какой это обман, свеклы все же будет больше, чем потребовали от колхоза, и без этих гектаров. Куда хуже, куда сквернее, если утратится вера людей в свое право распоряжаться землей.

Ну, влепят еще один строгач, ну, может быть, на пленуме обсудят его поступок, вот и весь риск. Но ему станет легче смотреть в глаза колхозникам, все ж таки не поступился их доверием. Над землей глумиться нельзя, это ж все равно что плевать в лицо матери.

Владимир Кузьмич сзади подошел к женщинам. Увидев его, они сполошно подскочили, словно застигнутые врасплох. Варвара Власьевна держала в руке моментально скатанный в трубку журнал.

— Дайте-ка взглянуть, чем вы так интересовались, — сказал Владимир Кузьмич, протягивая руку.

Агроном отдала журнал, покосившись на Дубровину. Обе внезапно расхохотались.

Женщины, оказывается, рассматривали журнал мод, он и не предполагал, что такие вещи могут существовать. Перелистывая его, Ламаш натыкался на кокетливо приодетых красавиц, подобных той девчушке на каблучках, что встретил в городе, в позах, которые и не подсмотришь в жизни. Однако у него промелькнуло в мыслях, что недурно показать журнальчик Нине, пусть она подберет себе что-нибудь подходящее, не все же носить простенькие платьица. Чем же она хуже той городской дивчины с белой сиренью? Смотрите, они не только о модницах заботятся! Комбинезон, рабочий костюм для женщин. Черт возьми, не плохо завести такие, а то девчата на фермах ходят такими растрепахами, что глядеть на них совестно.

— Обе вы страшно нужны, — сказал Владимир Кузьмич, возвращая агроному журнал. — Давайте заглянем ко мне на несколько минут.

В своем кабинете он усадил женщин на стулья, сам же присел на железный ящик, который торжественно именовался сейфом. В предвечерний час, на заходе солнца, в комнате уже было настолько темно, что лица едва выделялись на белой стене: пышнолистый клен за окном не пропускал ни одного луча.

— Варвара Власьевна, если сейчас посеять свеклу, будет ли толк? — спросил Ламаш, снизу заглядывая в лицо женщины.

Агроном скупо повела плечами.

— Странный вопрос! Каждый специалист скажет — поздно. Какая теперь свекла, если просо посеяли! Недели две назад — другое дело.

— Значит, твердо нельзя?

— Вы точно экзаменуете меня, — она вся как-то трепетно вспыхнула. — Конечно, нельзя.

— Ты смеешься над нами! — удивленно сказала Дубровина. — Что это значит, я не понимаю!

— А то, что в райкоме предложили досеять те самые тридцать гектаров, — твердо, раздельно сказал Владимир Кузьмич. — Вот я и спрашиваю: будет толк или нет.

— Ты же сам знаешь! — с досадой воскликнула Дубровина. — Кому все это нужно! Почему ты там ничего не объяснил?

— Почему, почему, — грубовато ответил Владимир Кузьмич. — Есть, между прочим, партийная дисциплина, Евдокия Ефимовна. Что же я, на рожон полезу?

Варвара Власьевна поднялась, поняв, что начинается разговор, при котором она, возможно, окажется лишней.

— Вы уходите? Если можно, оставьте ваш журнальчик до завтра, — вдруг попросил Владимир Кузьмич.

Варвара Власьевна засмеялась: до того необычной показалась просьба Ламаша.

— Возьмите, он мне вовсе не нужен, — сказала она и, остановившись около двери, пожелала: — Выбирайте костюм помоднее, теперь носят с короткими бортами.