Одна ночь и вся жизнь

Они так долго смотрели в глаза друг другу, что он почти забыл о своей матери, которая стояла рядом с ним.

 —Прячась от правды, ты не заставишь ее уйти.

Он наблюдал, как Софи положила книгу рядом с кроватью, а потом повернулась и начала разговаривать с Элени.

—Верь мне. Я ни от чего не прячусь.

—Вот как? Но ты мрачнеешь всякий раз, когда смотришь на Софи. И ты все еще не желаешь разговаривать о Фотини.

Он повернулся к матери и пристально посмотрел на нее.

—Это неподходящее время и неподходящее место.

—Когда же наступит это подходящее время? Ты избегаешь разговоров о Фотини с тех самых пор, как произошел несчастный случай.

—Здесь нечего обсуждать. Но не беспокойся, я понимаю, как отличается Софи от своей двоюродной сестры. Софи — не избалованная богатая наследница, и она не пустая, и не эгоистичная.

—Коста! Это не то, что я имела в виду. И такая грубость не в твоем характере. Тем более после того, как ты поддерживал Фотини. Ты делал все, что мог делать муж, чтобы ей помочь. Больше того, что сделали бы многие мужчины.

И чего он добился? Несмотря на свою бдительность, несмотря на свое неизменное терпение, он не спас ее от нее самой.

Костас почувствовал знакомый ему беспомощный гнев. Может быть, если бы он испытывал к ней истинную любовь...

—У нее была тяжелая послеродовая депрессия, — сказала его мать. — И не было ничьей вины, когда ее положение обострилось настолько, что все вышло из-под контроля.

—Я с этим не согласен. Моя жена не обращала внимания на советы врача и сторонилась своей семьи. Если бы она не пыталась бороться с болезнью с помощью выпивки и вечеринок, она не потеряла бы самообладание и не разбилась бы.

Если бы только Костас был с ней в тот вечер! Он не должен был обращать внимание на легкий жар Элени, не должен был предоставить няне позаботиться о дочке. Мог бы отложить последнюю телеконференцию с Сингапуром. Он должен был...

—Не было ничьей вины, сынок. Это произошло не из-за тебя.

—И в том, что заболела Элени, тоже нет ничьей вины.

Но в глубине души Костас чувствовал себя виноватым. Именно он подвел свою дочь!

—Не вини себя, Коста. Тебе нужно время, чтобы освободиться от этого. Чтобы снова научиться доверять.

Он резко поднял голову. Итак, они снова заговорили о Софи ...

Костас спросил себя, что сказала бы его мать, если бы точно знала, как ему хочется довериться Софи Пэтерсон. Насколько сильную связь с нею он чувствует.

Но Костас хорошо усвоил последний урок. Доверие — иллюзия, без которой он мог обойтись. Несмотря на то, что у него было сильное искушение поверить...

После смерти жены ему меньше всего был нужен новый роман. Особенно с еще одной девушкой из дома Лиакосов.

Его мать покачала головой, потом стала готовиться к визиту в палату Элени — мыть руки и надевать маску и халат.

Костас смотрел, как его мать входит в палату. Он собирался пойти поговорить с врачом. До сих пор медики вели себя довольно оптимистично, но соблюдали осторожность. О выздоровлении Элени они говорили уклончиво. Это доводило Костаса до безумия. Ему требовалось нечто более конкретное.

Когда он зашагал по коридору, то услышал, как у него за спиной открылась дверь. Услышал, что кто-то тихо разговаривает, потом — чьи-то шаги. Это была Софи.

Он остановился.

Софи сняла маску и халат, стараясь не глядеть на Костаса, который пристально смотрел на нее. Это заняло всего несколько секунд. Она жалела, что не дольше... Все что угодно, лишь бы отсрочить их неизбежный разговор!

Она и так знала, что трусиха.

Софи спросила себя, о чем думает Костас Паламидис. Она заметила его задумчивый взгляд, когда он обнаружил, что она сидит с Элени.

Ей следовало злиться на него за то, как он с ней обошелся. Она действительно злилась. И при этом чувствовала на редкость сильное желание! Господи, спаси!

— Привет, Софи.

—Костас! Кажется, сегодня днем Элени немного повеселела. Она смеялась, а на ее щеках появился румянец.

Он кивнул, задумчиво глядя на нее.

—Я собираюсь пойти и проверить, не получены ли результаты последних тестов, — сказал он.

Ей хотелось вызваться пойти с ним. Поддержать его, когда он узнает новости, какими бы они ни оказались. Но этот человек не хотел, ни ее помощи, ни ее сочувствия. Он ясно дал ей понять, что ему ничего от нее не нужно, разве что овладеть ее телом. И все равно Софи не могла не сочувствовать ему.

Ночь за ночью она лежала без сна, спрашивая себя, было ли это настоящей причиной, по которой она осталась на Крите. Не только из-за маленькой Элени. Но потому, что Костас Паламидис в ком-то нуждался.

Нуждался в ней.

Она покачала головой. Нуждаться в такой, обычной девушке, как она...

—Софи? Нам нужно поговорить. Я ...

—Я спрашивала себя, не поможешь ли ты мне? — воскликнула она, прежде чем он успел продолжить. Все, что угодно, лишь бы остановить его. Что бы он ни собирался сказать, ей не хотелось слышать ни банальное извинение, ни объяснение. — Мне нужно найти еще одну палату, — быстро сказала она. — И уговорить медицинский персонал впустить туда меня.

—Твой дедушка.

Это не было вопросом. Да, ее дедушка. Человек, которого она поклялась никогда не прощать.