Она, держа мальчика за руку, перебегает с ним дорогу. Идёт в саду, в лучах, в блеске. Всё!
Пустыни сытые, тупые. Ларьки, рыла, рубли, мухи. Освещённое солнцем лицо? Нет…
— Эй, сколько времени?
— Полдень.
В стёклах сумерки. Тюль вздувается. Сейчас усну. Целая ночь: спать, спать, спать, спать… на улице кивают смутные головы… Кружочки лап на свежей зелёной краске. — Кипит!
Пью — китайские драконы.
Надевает голубую блузку, белую юбку. Яркий, смеющийся взгляд.
Мысли путаются шелковистыми нитями в дождевом шуме… Солнце. Маленькими глотками пью чай, горячий. Слива за раскрытой створкой, в блеске, в ветре. Фиолетовые, сгибают ветви, плоды.
— Посмотри! Ничего ты не видишь!
— Пойдём в лес.
— Ты что! Там под каждым кустом — душ…
Яблоки-паданцы, с восковым румянцем, с червоточиной, на дорожке.
— Осторожно, не споткнись.
— Ничего не вижу.
Я в трёх шагах, в тени веранды. Вздрогнул одновременно с женщиной и с задетым ею листом сирени, похожим на вырезанное чёрное сердце. Щекам жарко.
Растения в кадках на полу, веера пальм. Будто юг. И дождь дробно барабанил за стеклянной дверью, по кафельным плиткам у входа.
— Пойдём, я тебе покажу…
Вот она идёт из волн. Грудь в блеске бронзовых капель. Лицо надменное, неумолимое — как у статуи. И так каждый вечер.
Налетало тёплое крыло, сад в парусах. Небо — столбовая дорога огненных колёс. Месяц, огромный, оранжевый, долго стоял на западе, как великан-страж сада волшебных яблок, гигантских груш и слив величиной с бочонок. Потом, зловеще побагровев, погрузился в тучи. Торчал только кровавый кончик серповидного ружья. Дверь дома, брюзжа, отворилась: — Иди спать.
Усталая, в синем плаще.
— Больше ты мне ничего не хочешь сказать? — она чего-то ждёт. Лицо, как незашторенное окно.
— Что же тебе ещё сказать. Яблоки созрели.
— Ну и собирай свои яблоки.
Сентябрь. Ветер срывает сырые и пёстрые числа. Стол, стул, кровать.
Сюжет-людоед пожирает мои вечера. Гнать пером по листу стаи неукротимых фраз. Свирепость писательства. А чуть засереет в окне скучный городской рассвет… Какое бессилие! Какая опустошённость! Пойти погулять?..
Люди, машины. Город тревожен. Что там — в промежутках дождей? Водосточные трубы, смесь шагов и шин, угроза наводнения, ночью хлестал дождь. Вот и сейчас…
Уткнув перо в сентябре, я очнулся от пьянства чернил сереющим, как грифель, ноябрьским утром. На столе толстая рукопись. Что с ней делать?
11. СКВОЗЬ СУХИЕ РЕСНИЦЫ