Одна обещанная ночь (ЛП)

Надо было держать рот на замке. Мои попытки заправить постель никогда не увенчаются успехом. Перекатившись на край постели, встаю и тупо пялюсь на груду простыней, задаваясь вопросом, с чего начать. Подушки. Нужно начать с подушек. Схватив один из четырех взбитых прямоугольников, осторожно привожу его в порядок, потом кладу другой сбоку, прежде чем расположить оставшиеся два к изголовью, провожу рукой по поверхности, разглаживая хлопок. Радуясь результату, берусь за два края одеяла и встряхиваю, руками развивая его в идеальный квадрат, который аккуратно опускается на постель. Я собой довольна, все выглядит аккуратно, но знаю, что недостаточно, поэтому обхожу кровать, подтягивая одеяло и ладонями разглаживая складки. Потом открываю крышку огромного комода и начинаю раскладывать подушки, усиленно пытаясь припомнить, как именно они были расположены, когда я была здесь в последний раз. Удовлетворенная результатом, я раскладываю по центру шелковое покрывало и подтягиваю края.

На лице победная улыбка, и я делаю шаг назад, восхищаясь своей работой. Он не сможет воротить носом. Выглядит бесподобно.

– Довольна собой?

Разворачиваюсь, обнаженная, и вижу Миллера, его руки сложены, он лениво подпирает дверной проем ванной комнаты.

– Думаю, я хорошо справилась.

Миллер взглядом пробегает по постели и отталкивается от дверного проема, шагая медленно и усердно размышляя. Ему совсем не кажется, что это хорошая работа. Он точно хочет начать все сначала, и моя ребяческая сторона желает, чтобы он просто так и сделал, и тогда у меня будет повод его дразнить.

– Ты просто умираешь от желания это скинуть и начать заново, да? – спрашиваю я, складывая руки, как он, и пристально изучая постель.

Он пожимает плечами небрежно, демонстративно изображая смирение.

– Сойдет.

Я улыбаюсь:

– Да это идеально.

Он вздыхает и уходит, оставив меня любоваться его постелью.

– Ливи, это далеко от идеала, – он исчезает в гардеробной. Я следую за ним и нахожу Миллера натягивающим на бедра боксеры.

Трудно найти слова, когда сталкиваешься с таким зрелищем.

– Какая потребность делать все именно так? – спрашиваю, замечая, как его плавные движения замедляются от моего вопроса.

Он не смотрит на меня, продолжая натягивать на бедра резинку боксеров.

– Я ценю свое имущество, – н отвечает неохотно и резко, явно не собираясь вдаваться в подробности. – Завтрак?

– У меня нет одежды, – напоминаю ему.

С блеском в глазах неторопливо пробегается по моей наготе.

– Тебе и так хорошо.

– Я голая.

Выражение его лица абсолютно безучастно.

– Да, как я сказал, хорошо, – он надевает черные шорты и серую футболку, а меня в этот момент что-то заставляет задуматься, выходит ли Миллер Харт в чем-то, кроме костюма-тройки.

– Я бы чувствовала себя более комфортно, если бы была более прикрыта, – возражаю тихо, злясь на себя за то, что голос звучит так неуверенно и робко.

Он расправляет футболку и смотрит на меня пристально, от чего меня передергивает, и я чувствую себя еще более неуверенно теперь, когда он одет.

– Как пожелаешь, – ворчит он, и я, не теряя времени, взглядом выискиваю что-нибудь, что можно надеть.

Бегло просмотрев ряды рубашек, я, потеряв терпение, останавливаюсь на рубашках и раздраженно тяну за рукав синюю.

– Ливи, что ты делаешь? – выплевывает он, когда я принимаюсь засовывать руки в рукава рубашки.

– Одеваюсь, – отвечаю, замедляясь при виде настоящего ужаса на его лице.

Он, кажется, выдыхает, успокаиваясь, а потом подходит ко мне и быстро снимает с меня рубашку.

– Не в рубашку за пятьсот фунтов стерлингов.

Я снова обнажена и просто смотрю за тем, как он вешает рубашку обратно и начинает разглаживать переднюю часть, раздраженно фыркая, когда микроскопическая складка, которую я сделала, не исчезает. Не могу смеяться. Он слишком взбешен, и это настораживает.

После добрых нескольких минут Миллера, борющегося с рубашкой, и меня, шокировано наблюдающей за этим, он срывает ее, мнет и выбрасывает в корзину для белья.

– Нужно стирать, – бормочет он и, промчавшись к комоду, резко его открывает. Он вытаскивает стопку черных футболок и кладет ее на комод, в центре комнаты, после чего берет каждую футболку отдельно и образует сбоку новую стопку. Взяв последнюю, встряхивает ее и протягивает мне, а потом возвращается и убирает вновь сложенную стопку обратно в комод.

Смотрю на него, абсолютно завороженная, и готовлю себя к осознанию чего-то, что и так уже очевидно. Он не просто аккуратный. Миллер Харт страдает обсессивно–компульсивным расстройством.

– Ты собираешься надевать это? – спрашивает он, все еще явно раздраженный.

Я ничего не говорю. Не уверена, что именно нужно сказать, так что просто натягиваю футболку через голову и распрямляю на теле, думая о том, что он проживает свою жизнь с армейской точностью, а я, возможно, внесла сумятицу своим присутствием, хотя он продолжает держать меня здесь, так что я не стану над этим особо задумываться.

– Все хорошо? – спрашиваю, нервничая и желая, чтобы он отнес меня обратно в постель и продолжил меня боготворить.