Одна обещанная ночь (ЛП)

Я сажусь и пробегаюсь глазами по комнате. Может, стоит найти его? Или лучше остаться здесь и дождаться его возвращения? Что мне делать? Я успеваю сходить в ванную комнату и удостовериться, что оставила там все, как было, когда дверь открывается и появляется Миллер. На нем снова черные шорты, совершенство его полуобнаженного тела бросается в мои сонные глаза так, что мне приходится моргать просто для того, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Он смотрит на меня, стоящую перед ним и нервничающую, закутавшуюся в простынь и, вероятно, с птичьим гнездом на голове.

- Ты в порядке? – спрашивает он, подходя ко мне. Его волосы выглядят восхитительно, темные пряди спутаны в полном беспорядке, тот самый локон идеально спадает на лоб.

- Да, - сильнее кутаюсь в простынь, думая, что, возможно, стоило бы одеться.

- Я ждал тебя, – он берет простынь и тянет из моей хватки до тех пор, пока оба края не оказываются в его руках. Он раскрывает ее, подставляя мое обнаженное тело взгляду сверкающих синих глаз. Его губы не улыбаются, в отличие от его глаз. Он шагает вперед и оборачивает края простыни вокруг своих плеч так, что мы оба оказываемся в хлопковом плену. – Как ты себя чувствуешь?

Я улыбаюсь:

- Хорошо, – даже намного больше, чем хорошо, только ему об этом не скажу. Я знаю, зачем я здесь, и это знание больно задевает совесть и мои моральные принципы каждый раз, когда я думаю об этом. Так что просто избавлюсь от подобных мыслей.

- Просто хорошо?

Пожимаю плечами. Чего он хочет? Эссе в тысячу слов о моем нынешнем состоянии головы и тела? Я, наверное, смогла бы написать десять тысяч слов.

- Действительно хорошо.

Его руки обвиваются вокруг моей задницы и сжимают ее:

- Есть хочешь?

- Только не устрицы, - с содроганием выпаливаю я.

Он освобождается из плена простыни и кутает в нее меня с невероятной заботой.

- Нет, не устрицы, - соглашается он, слегка покусывая мои губы. – Накормлю тебя чем-то еще. – Его рука находит мой затылок и разворачивает меня, выводя из кухни.

- Мне надо одеться, - говорю, не пытаясь его остановить, но желая, чтобы он узнал, что мне не слишком комфортно в одной только в простыне на голое тело.

- Нет, мы поедим, потом примем ванну.

- Вместе?

- Да, вместе, – он не обратил должного внимания на мой обеспокоенный тон. Я могу принять душ или ванну сама. Не хочу, чтобы он боготворил меня до такой степени.

Он приводит меня на кухню и сажает на стул за огромным обеденным столом, и я благодарна хлопковым богам за простынь, защищающую меня от холодного сиденья под попой.

- Который час? – спрашиваю, мысленно надеясь, что не провела за сном большую часть отведенных нам двадцати четырех часов.

- Одиннадцать часов, – он открывает зеркальные дверцы широкого двойного холодильника и начинает переставлять в сторону одни продукты и выставлять на столешницу рядом с собой другие. – Я выделил тебе два часа на сон, потом собирался разбудить. – Он ставит в сторону бутылку шампанского и поворачивается ко мне. – Ты проснулась как раз вовремя.

Я улыбаюсь, кутаясь в простынь, и думаю, насколько приятнее было бы проснуться от взгляда этих глаз на себе.

- Ты не возражаешь, если я оденусь? – спрашиваю я.

Он склоняет голову набок, немного щуря глаза:

- Тебе некомфортно в своем теле?

- Ага, - уверенно отвечаю, хотя никогда прежде не задавалась этим вопросом. Знаю, что я немного худая, Нан напоминает мне об этом каждый день, но правда, комфортно ли мне? То, как я прижимаю к себе простынь, говорит само за себя.

- Хорошо, - он поворачивается обратно к холодильнику. – Значит, решено, – появляется миска, доверху наполненная большой сочной клубникой, а потом он открывает шкафчик, в котором ровными рядами один за другим выстроены бокалы для шампанского. Миллер берет два и ставит передо мной, затем миску с клубникой – вся помыта и очищена, – после этого он в другом ящике берет охлаждающее ведерко и наполняет его льдом из автомата в холодильнике. Ведерко стоит передо мной, шампанское опущено в лед, а М. у плиты надевает прихватку. Я с восхищением смотрю на то, с какой легкостью он перемещается по кухне, каждое движение четкое и просчитанное, и каждое совершается с особой тщательностью. Все, чего он касается, не остается на одном месте надолго. М. двигает все или переставляет до тех пор, пока не оказывается счастлив и берется за что-то другое.

Прямо сейчас он идет ко мне с металлическим подносом в руках, на котором дымится прозрачная миска.

- Не передашь мне, пожалуйста, вон ту подставку?

Я смотрю в указанном им направлении и встаю так быстро, как позволяет простынь, беру подставку для металлического подноса и ставлю ее рядом с миской клубники, шампанским и бокалами.

- Вот, - говорю я, садясь обратно на свое место, и наблюдаю за тем, как он передвигает подставку на пару миллиметров вправо и, уже потом, ставит на нее поднос. Тяну шею и заглядываю в миску, где обнаруживаю расплавленный шоколад. – Выглядит изумительно.

Теперь он рядом со мной, двигает соседний стул и садится на него:

- На вкус тоже изумительно.

- Можно макнуть? – спрашиваю, готовясь погрузить туда палец.