– Нет, имеет.
– Она была проституткой, – слова на автомате вылетают изо рта, удивляя меня, и я рискую взглянуть на Миллера, чтобы оценить его реакцию.
Он собирается заговорить, но только тяжело вдыхает и выдыхает. Я, как и думала, шокировала его, но хотелось бы, чтобы он, в конце концов, сказал что-нибудь….что угодно. Но он не говорит, так что это делаю я.
– Она бросила меня. Оставила на дедушку с бабушкой в поисках жизни, полной секса, алкоголя и дорогих подарков.
Он рассматривает меня близко. Отчаянно хочу знать, о чем он думает. Точно не о хорошем.
– Расскажи, что с ней случилось.
– Я уже рассказала.
Он снова передвигает стакан и возвращает ко мне свой взгляд.
– Ты мне только рассказала, что она брала деньги взамен за….развлечения.
– И это все, что нужно знать.
– Так и где она сейчас?
– Мертва, наверное, – из меня вырывается злобное шипение. – Мне правда все равно.
– Мертва? – выдыхает он, показывая больше эмоций. Теперь я вытягиваю из него реакции по всем фронта.
– Наверное, – пожимаю плечами. – Она гонялась за иллюзиями. Каждый, кто попадался на ее удочку, не соответствовал ее требованиям, даже я.
Выражение его лица смягчается, окрашенное симпатией.
– Почему ты решила, что она мертва?
Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами объяснить то, что до этого никому не хотела рассказывать.
– Она слишком много раз попадала в руки не тех мужчин, и у меня есть банковский счет, который
– Я… – Миллер явно не знает, что сказать, так что я продолжаю. Чувствую какое–то облегчение, избавляясь от этого груза, даже если это значит, что Миллер уйдет от меня.
– Ни в чем не хочу быть похожей на свою мать. Не хочу напиваться и заниматься сексом без чувств. Это унизительно и бессмысленно, – осознаю сказанное, едва слова срываются с губ, но я не давала Миллеру повода думать, что с моей стороны нет чувств. – Она предпочла этот образ жизни своей семье, – я поражаюсь тому, что мой голос остается ровным и сильным, даже слыша все это вслух впервые в своей жизни, отчего мне становится больно.
Миллер надувает щеки, тяжело выдыхая, и берет в руки пустой стакан, хмурясь на него.
– Шокирован? – спрашиваю, а сама думаю, что могла бы сделать с одними из тех шорт.
Он смотрит на меня так, как будто я сумасшедшая, потом встает и направляется к шкафу со спиртным, наливает еще виски в свой стакан, на этот раз заполнив его наполовину, а не как обычно, на два пальца. А потом он удивляет меня, наливая во второй стакан, прежде чем снова занять место напротив меня. Протягивает мне новый стакан:
– Выпей.
Я немного потрясена при виде стакана, маячащего перед носом:
– Я сказала тебе…
– Оливия, ты можешь выпить, не пьянея до беспамятства.
Осторожно протянув руку, беру стакан:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – практически рычит Миллер перед тем, как выпить. – Твой отец?
Я пресекаю взрыв ироничного смеха, вместо этого пожимаю в ответ плечами, отчего он выдыхает в стакан у рта.
– Ты не знаешь?
Качаю головой.
– Ненавижу твою мать.
– Что? – спрашиваю в шоке. Может, я просто неправильно услышала.
– Я ее ненавижу, – повторяет он ядовитым голосом.
– Так же, как и я.
– Хорошо. Тогда мы оба ненавидим твою мать. Рад, что мы это выяснили.
Не зная, что говорить дальше, я сижу молча и наблюдаю, как Миллер погружается и выплывает из раздумий, тяжело дыша, как будто намеревается что–то сказать, но тщательно обдумывает слова. Нечего тут говорить. Отвратная ситуация, и нет слов, способных это сгладить. Это моя история. Я не могу изменить того, кем была моя мать, чем она занималась, и не могу изменить того, что позволила этому так повлиять на мою жизнь.
Он, в конечном итоге, говорит, только совсем не то, чего я ждала:
– Так значит, я единственный, с кем ты спала на трезвую голову?
Я киваю и отодвигаюсь к спинке дивана, увеличивая между нами расстояние, но не могу отвести от него глаза.
– И тебе это понравилось?
Глупый вопрос:
– Меня это пугает.
– Я тебя пугаю?
– То, что я чувствую рядом с тобой, меня пугает. Я не узнаю себя рядом с тобой, – шепчу, не спеша раскрывая перед ним все свои карты.
Он осторожно ставит стакан на стол и опускается передо мной на колени.