Одна-одинешенька

– Сейчас, сейчас! Скажите, Флора, что я иду вслед за вами! – поспешила сказать девушка.

Подойдя к комнате содержательницы пансиона, Шарлотта с замиранием сердца постучала в дверь. Она всякий раз переступала порог этой комнаты с некоторым трепетом, так как миссис Ватсон всегда внушала ей необъяснимый ужас. Полагая, что только строгостью и можно поддерживать свой авторитет, англичанка была со всеми крайне неприветлива и сурова. Немудрено поэтому, что не только ученицы, но даже и учительницы испытывали некоторый страх, когда их звала к себе «сама».

На стук Шарлотты из кабинета послышался голос миссис Ватсон:

– Войдите!

Молодая девушка тихо, нерешительно отворила дверь и вошла. Содержательница пансиона сидела в кресле у камина, в котором ярко пылал огонь. Очевидно, по отношению к себе она придерживалась других правил и не приучала себя к холоду, как своих воспитанниц. В руках у нее было письмо.

На поклон Шарлотты она сухо, сквозь зубы произнесла «здравствуйте» и знаком пригласила молодую девушку сесть против себя по другую сторону камина.

Миссис Ватсон обладала далеко не располагающей к себе наружностью: ее желтое, все в морщинах лицо с седыми волосами и нависшей над бровями челкой, тонкие губы и маленькие косые хитрые глаза производили крайне неприятное, даже отталкивающее впечатление.

– Я должна сообщить вам, милая моя, очень неприятное известие! – сказала она.

Другая на месте миссис Ватсон сжалилась бы над молодой девушкой, которая при этих словах побледнела как полотно, сказала бы ей что-нибудь приятное и постаралась бы исподволь подготовить ее к ужасному известию. Но этой черствой женщине незнакомо было чувство жалости; собственные несчастья не только не сделали ее более сострадательной к другим, но и, наоборот, озлобили. Единственно кого, по мнению миссис Ватсон, можно было пожалеть, так это только ее, некогда богатую, избалованную леди, вынужденную на старости лет, чтобы прокормиться, держать пансион для девиц. Но все-таки теперь при взгляде на Шарлотту миссис Ватсон стало жаль ее, и, не решаясь сказать несчастной девушке сразу всей правды, содержательница пансиона сухо прибавила:

– Приготовьтесь услышать очень печальную весть!..

– Пожалуйста, скажите скорее, в чем дело! – умоляющим тоном обратилась к ней Шарлотта.

Какое еще несчастье могло ожидать ее, и так всеми покинутую? Не хочет ли миссис Ватсон отказать ей в месте и лишить ее таким образом и тех грошей, которые девушка зарабатывала с таким трудом? Не случилось ли чего-нибудь с братом… с матерью, с которыми она так мечтала увидеться? Господи, да что же такое могло случиться? И так уж, кажется, ей пришлось немало перенести на своем веку!..

Миссис Ватсон поспешила избавить ее от неизвестности.

– Я только что получила письмо от нотариуса, который заведует делами ваших родителей, – сказала она. – Он просит меня сообщить вам, что ваша мать и отчим умерли от желтой лихорадки, через два дня один после другого.

У Шарлотты потемнело в глазах; она не в состоянии была произнести ни слова, только громкий, отчаянный крик вырвался у нее из груди. Миссис Ватсон между тем встала со своего места, чтобы поднять головешку, выпавшую из камина, взяла щипцы и стала спокойно поправлять дрова. Она даже не взглянула на молодую учительницу, которая, побледнев от ужаса, молча и неподвижно стояла, словно окаменелая; она не могла даже плакать. Затем, снова усевшись в кресло, миссис Ватсон стала передавать Шарлотте, что еще сообщил нотариус. Родители ее уже похоронены на кладбище в Сан-Пабло, а детей – их теперь трое, так как третий родился там, в Америке, – один инженер, бывший помощник их отца, взялся привезти в Европу. В настоящее время они уже в дороге и, вероятно, через несколько дней прибудут во Францию.

Но Шарлотта не слушала, что ей говорили: ее мысли были далеко, там, за океаном… Ей казалось, будто она на могиле матери… А давно ли девушка мечтала о том, как они с братом поедут в Америку, как мать и маленькие сестренки встретят их, и при этом старалась представить себе их домик, утопавший в зелени! Как там тепло, хорошо, уютно!.. Как часто, бывало, ночью, не в состоянии заснуть от разных неприятностей, Шарлотта, дрожа под одеялом от холода, мечтала об этой поездке в Америку. Правда, мать никогда не была особенно нежна к ней, но время и разлука сильно меняют людей… С какою любовью, с какою нежностью обнимет, вероятно, мать свою дочь, с которой она так давно не виделась! Какое это будет блаженство!.. Как счастливы те дети, о которых заботятся, которых холят, берегут и которые никогда не расстаются со своими родителями! Как Шарлотта завидует таким детям и как она была бы бесконечно счастлива на их месте!..

И вот теперь все кончено… Прощай, мечта!.. Она никогда больше не увидит своей матери…

– Да вы, я вижу, не слушаете меня! – сухо заметила миссис Ватсон. – Конечно, я вполне понимаю, как вам должно быть тяжело, но дело в том, что мне некогда, и я могу посвятить вам всего несколько минут.