Летом 1949 года мать выпустили, но мало что изменилось. Мне, конечно, было очень жаль маму, измученную постоянными поездками на электричке на свой 101 км (а в то время электрички всегда были переполнены) – то в Петушки, то в Александров, то обратно, – да еще с сумками, с картошкой, капустой. Но переубедить ее было невозможно: она твердила, что хочет увидеть тот миг, когда ей вернут ее любимый партбилет. Мы бесконечно ходили в ОВИР, который в послевоенные годы помещался в одной маленькой комнате на Петровке и состоял из одного лейтенанта Рязанцева, по счастью, очень милого и вежливого человека, с бесконечным терпением принимавшего мамины прошения об отмене ее визы в Польшу, которая почему-то все еще действовала, с 1945 года.
В это время все ее польские друзья и знакомые, тоже бывшие лагерники, давно жили и работали в Варшаве, Лондоне, Париже – и очень неплохо работали: даже уговаривали мать отдать меня им временно на обучение в Сорбонне или в Кембридже, поскольку своих детей у этих революционерок не было. Более того – ее родной брат, мой дядюшка, в это время был уже замом министра обороны ПНР маршала К. С. Рокосовского. Он обещал сестре сделать из меня яхтсмена или горнолыжника – он был председателем этих армейских спортклубов.
Но мама не могла расстаться со своей Голгофой. Даже из Бутырок я получал от нее записки (кто-то пересылал): читаю ли я газету “Правда”? Читаю ли я Маяковского? И главное – чтобы я никогда “не сомневался в партии”, “ибо партия – это самое святое, что есть на свете”. Некоторые родственники считали, что это вбитый лагерями животный страх, но я так не думал, зная ее искреннюю одержимость коммунизмом, Лениным и всякими наивными утопиями. Ничто не повлияло на нее: ни собственные страдания, ни смерть любимой сестры, ни судьбы товарищей по партии!
Розы для Сталина
Мать рассказывала, что в 1937 году, когда ее после всех допросов и истязаний на Лубянке перевели, ничего не добившись, в общую камеру, первым человеком, которого она увидела, очнувшись от пыток, была Евгения Весник. (Мать известного актера Весника.) Мама рассказывала мне, что незадолго до ареста была в качестве корреспондента “Правды” на съезде жен командиров тяжелой промышленности, где Евгения Весник была председателем. И вот мать видит, сидя в ложе прессы, как Евгения, после выступления на трибуне, поворачивается лицом к президиуму, который был позади трибуны и чуть выше, – и вручает самому Иосифу Виссарионовичу огромный букет цветов! А “великий Сталин”, нагнувшись к ней, поднимает ее и на глазах всего съезда долго и с удовольствием целует! (Евгения Весник, по словам матери, была очень красива.) Мать видит все это вблизи и говорит себе, что отдала бы полжизни, чтобы быть на месте этой счастливицы! И вдруг эта Весник здесь, на Лубянке, в тюрьме! Дальше мать вспоминает такой диалог, произошедший между ними.
– Простите, Вы ведь Евгения Весник?
– Да, Вы правы, это я. А как Ваше имя? Кто Вы?
– А Вы ведь были председателем Съезда жен командиров тяжелой промышленности?
– Да, была! А теперь я староста этой камеры! А Вы были на съезде? Вы делегатка?
– Конечно! Сидела в ложе прессы, рядом с Вами, когда Вы дарили Хозяину потрясающе красивый букет алых роз! Как я Вам тогда завидовала! Как Он Вас целовал!
– Спасибо, что ж тут завидовать, а теперь мы вот вместе сидим в камере! Выпейте лучше воды, а то, я вижу, Вам совсем плохо. Но мы тут стараемся всем помочь и Вас не бросим! Не бойтесь! А что касается роз и поцелуев, то, может, из-за них мы и сидим здесь! Это такой стиль руководства у Хозяина. Забудьте об этом.
Мать потом говорила, что после этой встречи она вообще перестала понимать, что происходит, ей казалось, она сошла с ума: Евгения Весник и в этих условиях была все та же, организатор и душа коллектива. Они все еще надеялись, что кто-то разберется, что это ошибки. Потом их развели по разным концам ГУЛАГа, и больше мать ее не встречала.
Как после всего пережитого мать могла любить Сталина?
Вот и мамин брат-генерал после торжественного приема у Сталина в составе делегации ПНР в 1947 году с трепетом и гордостью показывал нам сувениры с этого приема: коробку (пустую) от папирос “Герцеговина Флор” и коробок спичек, которые – вы не поверите! – Сталин держал в руках! А уж просмотр нового фильма с Вождем – незабываемо!!! Они смотрели “Сказание о земле Сибирской” рядом со Сталиным, ели пирожные, пили “Хванчкару”. Дядюшка, помню, как ребенок восхищался: “Как он прост, как он прост!”
Рядом с Дзержинским
У моей матери была младшая сестра Рома. В свое время Романа Езерская была довольно известным деятелем в Коминтерне, в Польской коммунистической партии и Коммунистической партии Франции. Сейчас все это так же далеко, как история Древнего Египта. В детстве я много слышал о ней рассказов и легенд, но меня никогда не увлекали эти истории из жизни революционной мясорубки. Все они были чем-то похожи одна на другую и все кончились 37-м годом, расстрелом, лагерями.